Я б от срама смолк навеки,
Он же учит нас опять.
Эх, умеют эти греки
Нам арапа заправлять!
Фабула и название новой вещи явились сразу, словно сверху. Возможно, на сюжет меня натолкнул фрагмент романа Эдуарда Тополя, напечатанный в журнале «Столица» в октябре 1991-го рядом с моей статьей «И сова кричала, и самовар шумел…». В ней я высказал крамольную по тем временам мысль: августовский путч – никакой не путч, а пуф, то есть фарс, спектакль, провокационная имитация. Подобная версия тогда звучала диковато. Теперь историки, изучив опыт цветочных и фруктовых революций, все более и более склоняются именно к такой интерпретации тех событий. Так вот, во фрагменте Тополя речь шла об экс-президенте Горбачеве и его жене Раисе Максимовне, которых после переворота военные якобы затворили в глухой безымянной сибирской деревушке. Но эту сюжетную перекличку я осознал спустя почти четверть века, когда, разбирая мой архив, нашел пожелтевшую книжку «Столицы». На обложке был фотомонтаж: улыбающийся Горби в зэковском ватнике, а на груди номер 0000000001.
Повесть шла быстро – мое перо дышало местью.
«…Для тех, кто не видел замечательный телесериал “Всплытие”, получивший “Золотую субмарину” на Московском кинофестивале, я в общих чертах опишу место действия. Демгородок очень похож на обычный садово-огородный поселок, но с одной особинкой: по периметру он окружен высоким бетонным забором, колючей проволокой и контрольно-следовой полосой, а по углам установлены сторожевые вышки, стилизованные под дачные теремки. На каждых шести сотках стоит типовое строение с верандой. Все домики выкрашены в веселенький желтый цвет и отличаются друг от друга лишь крупно намалеванными черными номерами. Посредине Демгородка проходит довольно широкая асфальтированная дорога, которую сами изолянты с ностальгическим юмором именуют Бродвеем… От него ответвляются дороги поуже, не асфальтированные, а просто укатанные щебенкой. По ним можно подъехать к любому из 984 домиков – хотя бы для того, чтобы вычистить выгребные ямы. Поначалу Демгородок был задуман как своего рода заповедник, где государственные преступники, изолированные от возмущенного народа, должны были остаться один на один с невозмутимой природой. Но в первую же зиму несколько человек померзло, а прочие истощились до неузнаваемости, хотя всем и каждому еще по весне были выданы семена, а осенью – дрова! Узнав об этом, адмирал Рык раздраженно поиграл своей знаменитой подзорной трубочкой и произнес: “А еще страной хотели руководить, косорукие! Обиходить!..” С тех пор в Демгородке появились центральная котельная, продовольственный склад, медпункт, ассенизационная машина, а позже и валютный магазинчик “Осинка”».
4. Змеиное болото
Почему я назвал строго охраняемое садово-огородное товарищество «Демгородком»? Юмористической телепередачи Олейникова и Стоянова «Городок» тогда еще в помине не было. Все очень просто: поселки, где компактно проживали люди одной профессии, именовались «городками»: городок писателей «Переделкино», городок нефтяников… Академгородок, если жители имели отношение к системе Академии наук. Я предположил: место, куда в случае военного переворота свезут «демокрадов» (тоже мое словцо), в народе вполне могут назвать «демгородком». Коммунистов я посадил туда же – за бледную историческую немочь.
Выбирая место действия, я опирался и на личный опыт. В начале 1980-х Московской писательской организации власть выделила в Истринском районе, возле деревни Алехново и недалеко от водохранилища, землю под садовое товарищество. Мне тоже, как перспективному молодому писателю, дали шесть соток. Приехав туда, чтобы осмотреть надел, я увидел торфяник, поросший молодыми березами, и множество гадюк, выжидательно свернувшихся почти на каждой кочке. Местные жители так и звали эту местность – Змеиное болото. Возможно, начальство при выборе места учло нравы литературного мира.
При возведении скромной сторожки мне пришлось столкнуться с таким тотальным дефицитом стройматериалов, что я всерьез призадумался о том, насколько жизнеспособна экономика страны, если, имея самые большие запасы леса, она не может обеспечить (не бесплатно!) граждан бревнами и досками! А брус был доступен только ветеранам войны, и то по очереди. Впоследствии я отказался от участка, но не из-за опасных пресмыкающихся, а из-за слишком плотного писательского соседства: почувствовал себя как на заводе, тесно заставленном токарными станками, и на каждом коллега по творческому цеху шумно вытачивает очередной шедевр. Но след от этого эпизода моей жизни в повести остался.
Выдумывая альтернативную историю страны, я назначил Избавителем Отечества (НО) командира подводной лодки «Золотая рыбка» каперанга Ивана Рыка, впоследствии адмирала. Фамилию я позаимствовал у дружка моей литературной молодости, обаятельного прохиндея Жени Рыка, о милых аферах которого расскажу как-нибудь в другой раз. Главному герою Мишке, спецагенту-росомоновцу, скрытому под маской ассенизатора, досталась фамилия моей одноклассницы Курылевой, из-за нее меня однажды чуть не поколотили балакиревские хулиганы. По военно-морским вопросам я советовался с капитан-лейтенантом, севастопольским моряком Александром Лебедевым, служившим в свое время на субмарине. Придумывая внешнюю и внутреннюю доктрину для Избавителя Отечества, я невольно предугадал тот курс, на который страна ляжет в начале нового столетия. Между прочим, по званию И О Рык у меня – капитан первого ранга, а это в прочих родах войск и службах, включая КГБ, соответствует полковнику По иронии истории именно в таком звании пришел в Кремль Владимир Путин.
Не вдаваясь в подробности (читатель сам найдет их в повести), скажу лишь, что очнувшаяся от разрушительного морока держава обрела с моей помощью новый герб: орла, держащего в лапах серп и молот, причем головы имперской птицы смотрят не в разные стороны, как прежде, а друг на друга и с явной симпатией. Напомню, вещь была начата в конце 1991 года, когда все советское высмеивалось и выкорчевывалось из сознания. Неслучайно с особым сарказмом я описывал садово-огородное возмездие, настигшее в «Демгородке» либеральных журналистов и деятелей культуры. По аналогии со знаменитой кинореконструкцией событий Октября 1917-го, сделанной Сергеем Эйзенштейном, я заставил врагоугодников и отчизнопродавцев играть на самодеятельной сцене «Демгородка» сочиненную ими же пьесу «Всплытие», прославляя воцарение адмирала Рыка. Да-да, воцарение, ведь ему для легитимности за океаном нашли невесту – Рюриковну – Джессику Синеусофф. В ту пору я зачитывался Львом Гумилевым и позаимствовал у него некоторые исторические версии.
В апреле 1992-го я опубликовал первый фрагмент повести в «Московском комсомольце» и весь 1993-й печатал куски «Демгородка» в разных изданиях различного направления: в «Гражданине России», «Собеседнике», «Дне», в созданном Юлианом Семеновым еженедельнике «Совершенно секретно», в «Новой газете», в ту пору вполне полифоничной. Поначалу я собирался отдать новую повесть, как все предыдущие, в «Юность». Но к тому времени, когда текст был закончен, в журнале, как и в стране, случился переворот: Андрея Дементьева свергли редакционные либералы. Возглавил заговор (тоже примета времени) не какой-то вернувшийся диссидент или узник совести, а комсомольский журналист Виктор Липатов, который семью годами раньше опубликовал в «Комсомолке» разгромную рецензию на мою повесть «ЧП районного масштаба». Обговаривая условия почетного ухода, Дементьев рекомендовал на место главного редактора меня, что было вполне логично: я был одним из самых известных (в своем поколении) авторов «Юности», членом редколлегии, имел опыт руководства литературным изданием «Московский литератор». Но у меня имелся непростительный недостаток: я не скрывал своих патриотических взглядов и к тому же подкачал в «пятом пункте»… Забавно: в 1984 году меня не взяли на место заведующего редакцией поэзии в издательство «Молодая гвардия», наоборот, заподозрив в принадлежности к некоренной нации.
