Я встала и показала руками на самую середину принта, где был его номер в окружении сердечек.
Уэсу, вероятно, стоило бы предупредить товарища по команде, с которым они разминались, что он отвлекся, потому что мяч прилетел прямо ему в грудь.
– Потрясающе, – громко захохотал Гейб. – Сделай одолжение и себе, и ему, Кирстен: сядь и не вставай до конца игры. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы его контузило.
Мне пришлось закусить губу, чтобы не улыбаться, как сумасшедшая. Но это все равно не помогало. Со мной все было понятно, я была потеряна для этого мира, потому что я была его. Его. И я хотела, чтобы все вокруг об этом знали.
Ведущий подошел к громкоговорителю, игроки обеих команд выстроились в шеренги.
К тому моменту, как чирлидерши убежали с поля под последние звуки National Anthem, я была уже на грани нервного срыва. Я отковыряла от ногтей весь лак до последнего пятнышка и уже начала обламывать сами ногти. Гейб взял мою правую руку, засунул себе под ногу и сел сверху, чтобы я не могла ей пошевелить.
– Блин, серьезно, из-за тебя я становлюсь нервным, а это значит, что придется не пить сегодня ночью, так что, ради всего святого, перестань ты уже наконец так психовать! – не сдержался он.
– Ладно. – Я несколько раз глубоко вдохнула и попыталась сконцентрировать все свое внимание на том, как игроки бегают по полю. Я имела представление о том, что такое футбол. Не то чтобы я хорошо разбиралась в тонкостях, но я знала достаточно, чтобы понимать, что происходит.
Команда соперника провела атаку, команда Уэса отразила ее и отбросила противника к их половине поля, те возобновили наступление, и настало самое время, чтобы защита проявила себя. То есть чтобы Уэс выбежал вперед, парой отточенных движений отнял у соперников мяч и выиграл игру. Конец истории.
Команда соперников снова принялась атаковать, и мое сердце начало биться с бешеной скоростью. Интересно, как я вообще собиралась пережить больше одной игры, в которой Уэс там, на поле, в гуще событий? Мне бы хотя бы дожить до конца этой… Моя рука под ногой Гейба нервно задергалась.
Он выругался, вытащил из кармана пачку жвачки и ткнул ей мне в лицо.
– Жуй. Это поможет, по себе знаю.
Я послушно вытащила подушечку и начала жевать ее с таким остервенением, словно от этого зависела моя жизнь.
– Во-о-от, – Гейб забрал у меня обертку. – Главное, постарайся не откусить себе язык. Уэс никогда не простит, если я верну тебя, а ты не в форме чтоб нормально целоваться.
Я повела бровью, но так и не оторвала глаз от поля. Игра оставалась в центре моего внимания. Атака противника была отбита. Уэс на секунду повернулся и помахал мне рукой.
Я выдохнула – все с ним было нормально. Он прекрасно выглядел. Матч должен был пройти отлично.
Глава 39
Я понял, что что-то идет не так, когда картинка в правом глазу начала расплываться. Я тряхнул головой и поморгал. Я во что бы то ни стало должен был победить. Это был не футбольный матч, а моя война с раком разворачивалась на этом поле. И если я проиграю, я потеряю все. Я должен победить. Я должен.
Уэстон
Я еще раз потряс головой, и правый глаз наконец сфокусировался. Оказывается, побочные эффекты моего лечения не ограничиваются бледным цветом кожи и тошнотой.
Я собрал ребят в кучу и озвучил тактику, которой мы будем придерживаться. Это был обманный маневр. Пользоваться такими приемами в самом начале матча, может, и рискованно, но мы хотели, чтоб Кугуары вылетели, так что сознательно шли на риск.
Черт подери! Как же я ненавижу Кугуаров. Все Хаски их ненавидят. Я ненавижу даже цвета их команды.
– Готовы? Поехали! – Я добежал до центра поля и крикнул: – Седьмой, левее, седьмой, левее, давай-давай!
Мяч прилетел прямо мне в руки. Я отклонился назад, как будто хочу кинуть его на другой конец поля, сделал вид, что бросаю мяч вправо, а сам побежал налево. Тони летел передо мной, расчищая путь. Пять ярдов… десять… пятнадцать. Нападающий попытался схватить меня за лодыжку, но я просто перепрыгнул через него и помчался дальше к двадцатифутовой линии.
– Отличная пробежка! – выпалил Тони и хлопнул меня по спине. Зрение опять затянулось туманной пеленой, и на этот раз она никуда не делась. Черт. Черт, черт, черт. Я попробовал снова потрясти головой, но это не помогало. Я видел силуэты игроков на поле, но они были размытыми. Однако я отлично видел мяч, и у меня еще не сбилось дыхание. Я собирался продолжать играть. Я должен.
Совсем скоро мы без труда открыли счет, и так началась самая сложная игра в моей жизни.
Каждый раз, когда я резко поворачивал голову, зрение расфокусировалось все сильнее и сильнее. К четвертому периоду я уже чувствовал себя так же, как нормальный человек, выпивший в одиночку бутылку текилы. Перед глазами все расплывалось, и я настолько плохо удерживал равновесие, что приходилось сосредоточиваться на каждом шаге, который я делал.
Мы так сильно вели в счете, что тренер заменил меня на защитника из второго состава, чтоб тот получил немного опыта. Думаю, он понял, что со мной творится что-то не то. Я сел на скамейку запасных и делал вид, что я очень увлечен происходящим на поле. А это было непросто, потому что единственное, о чем я мог думать в тот момент, это черные точки, которые замелькали перед глазами. Мне было не очень хорошо. Такое чувство бывает, когда подступает приступ мигрени, но я не был уверен, что это не очередной побочный эффект таблеток. Наверно, действительно не надо было устраивать себе такие сильные физические нагрузки. Но была и хорошая новость: нас уже никак не могли обогнать по очкам, так что это уже не имело никакого значения.
Я больше всего хотел лечь и положить мокрое полотенце на лоб. Хотя нет, еще я хотел крепко обнять Кирстен. Но и понимал: ей не стоит видеть меня в таком состоянии. На вечер планировалась вечеринка в честь Хоумкаминга. И я не был уверен, что буду в состоянии на нее пойти.
Я сделал еще несколько глотков воды и закрыл глаза в надежде, что им просто нужно дать немного отдыха, и зрение вернется в норму.
Прошло еще несколько минут, и ко мне подошел тренер. Он похлопал меня по плечу:
– Хочешь в последний раз выйти на поле?
Я прекрасно понимал, о чем он меня спрашивает.
В последний раз перед тем, как мое и без того туманное будущее окончательно помрачнеет. Мне понравилось его предложение, потому что оно давало новый стимул бороться. Я должен быть жить, чтобы снова увидеть мяч. Есть ли черные точки, нет ли черных точек, а я должен был это сделать.
Я поднялся и под крики фанатов кое-как проделал на дрожащих ногах весь путь до выхода на поле. Черт, да я буду скучать по этому чувству. По этому ощущению волнения, мандража, которое усиливается в разы, когда выбегаешь на поле.
Я со вздохом повернулся и вдруг увидел Кирстен. Она встала в полный рост и кричала. Я несколько раз моргнул, и мое зрение прояснилось до такой степени, что я увидел, как она безумно машет мне. На ее футболке было сердце. Господи, она ведь даже не понимает, сколько смелости и воли к победе это мне дало. Только Гейб понимает.
