– Что такое?
– Несчастный случай. – Женщина протяжно вздохнула. – Они где-то не там купили водку. Саша в больницу попал, а Катя – сразу в морг.
– Сандалов тоже отравился?
– Говорю же, в больнице лежал. На похороны прямо с койки пришел, весь бледный, на ногах еле стоял. Думали, рядом с Катей и ляжет.
– Паленая водка – это жесть, – сказал Бочкарев.
– Саша мало пьет. Поэтому он и не умер.
– А Катя пила много?
– Нет, она даже не дымила. А Саша как накурится!.. – Маслова эмоционально махнула рукой. – Да, всякое бывало.
– Чего накурится? – Максим и Бочкарев переглянулись.
– Сигарет. – Женщина включила дурочку и захлопала глазами.
– А у вас есть его фотография?
– Была в каком-то альбоме. Если поискать, то можно найти. А зачем?
– Думаю, что форточку открыли для отвода глаз, – кивнув на окно, сказал Максим.
– Скорее всего, – сказал Бочкарев.
Пока Маслова рылась в альбомах в поисках фотографий, он позвонил в охрану и выяснил, что неделю назад квартиру снимали с охраны. Всего на десять минут. А меры не были приняты потому, что хозяева, уезжая на курорт, не потрудились написать заявление.
Во дворе на скамейке сидели две бабушки. Максим предъявил им фотографию. Одна из них узнала Сандалова и сказала, что видела его уже давно.
Капитан не остановился. Он узнал адреса жительниц дома, которые могли видеть Сандалова в день совершения преступления. Его упрямство было вознаграждено. Нашелся человек, который видел, как Сандалов садился в машину со спортивной сумкой в руке. Именно в тот день все и произошло.
Глава 10
Вильям усмехнулся, глядя, как вертухай открывает дверь камеры номер сто восемь.
– Давай! – Безусый паренек грубо подтолкнул его в плечо.
– «Давай» ты будешь говорить своему мальчику, девочка! – рыкнул Вильям.
– Что?! – взвился молокосос.
Но Вильям вонзил в него свой фирменный взгляд. Он умел смотреть как голодный волк перед прыжком. Контролер сдулся, отступил.
– Держи! – Вильям смилостивился и щелкнул пальцами, в которых появилась тысячная купюра. – Чаю подашь, проводник!
Братва уже подсуетилась, зарядила прапора со склада. Там Вильям и матрас новый получил, белье с иголочки и деньги на карманные расходы.
Ребята и с кумом поговорят, намекнут, чтобы он не очень борзел. Ухват любой вопрос разрулит. Если вдруг нужно будет кого-то завалить, Пекарь и Томсон не подведут. Они и Острого положат, если этот урод не включит заднюю.
– Не положено!
Вильям разжал пальцы, и купюра полетела к полу. Он проводил ее взглядом и только потом зашел в камеру.
Он помнил, как впервые попал сюда. Это произошло в девяносто пятом. Тогда он был таким же молодым пацаном, как этот вертухай, который сейчас закрывал за ним дверь. Но его трудно было взять на понт. Страх перед тюрьмой не держал Вильяма за горло. Бить в пятак он мог не хуже, чем сейчас, вырубал с первого удара.
Тогда сто восьмая камера имела не такой вид, как сейчас. Это был самый настоящий зал ожидания у портала, ведущего в преисподнюю. Шконки в два яруса одна к одной, людей как шпрот в банке, табачный дым такой, что хоть топор вешай. Всюду мокрое белье, грязные носки, слезоточивая вонь от параши. Стены драные, полы гнилые.
Сейчас и полы нормальные, и стены покрашены. Шконки в один ряд. Людей раза в три-четыре меньше. Но все равно много. Да и от параши воняет.
Вильям выцепил взглядом кучку арестантов. Этот квартет держался особняком от остальных. Парни с виду цивильные, не порченные туберкулезной сыростью штрафных изоляторов, не травленные лагерной пылью, но чувствовали они себя здесь по-хозяйски.
Только один арестант производил впечатление бывалого. Мощный на вид мужик с кривым носом и шрамом на щеке. На плечах у него синели татуировки – руки с кандалами на запястьях, сжимающие ножи. Работа грубая. Картинки наверняка кололись иглой и электробритвой.
А на теле у широколицего скуластого паренька красовалось настоящее произведение искусства. Два дракона сползали с его плеч и рвали друг друга по центру грудной клетки. Изображение цветное, объемное.
Двое других сидельцев, видимо, не могли похвастать тем же, поэтому были в футболках. Арестанты играли в карты и не обращали никакого внимания на вертухая.
Все они делали вид, что не замечают новичка. Но Вильям улавливал напряжение в их движениях, взглядах. Эти персоны явно ждали, когда новичок заявит о себе.
– Я не понял, это что, санаторий? – Вильям надвинулся на парня, который сидел на шконке чуть в стороне от сортира.
Место у него не самое лучшее, но и не позорное. Да и сам он точно не из опущенных.
Ничего не говоря, Вильям сунул ему в руки свою скатку, а сумку поставил на шконку в ноги. Парень яростно сверкнул взглядом, но поклажу оттолкнуть не посмел.
– А ты куда ехал? – с ухмылкой спросил кривоносый тип.
– Машину времени заказал. – Вильям глотку не рвал, но говорил громко и улыбался вполне добродушно. – Думал, сгоняю лет на двадцать назад. Ни фига! Раньше на этой хате душегубка была, народ стоя спал, падать было некуда. А сейчас как в санатории.
– А ты раньше здесь бывал?
Вильям резко шагнул к арестанту, остановился, впился в него взглядом и резко спросил:
– Ты кто такой?
– Не понял, – встрепенулся тот.
Но Вильям молчал и продолжал давить на него всей своей внутренней силой.
– Да я-то Бобон!..
– За хулиганку отмотал? – спросил Вильям, глянув на его татуировку.
– Ну…
– Нормальные такие ножи. Насквозь пробьют, да?
– А что?
– А то, что серьезно у тебя. Но не очень. У этого вообще херь в повидле.
– Эй, ты чего? – Обладатель драконов обиделся и вскочил.
– Ты на кого пасть открыл, сявка!
Парень стушевался, опустился на место.
– Мажете себя всякой дрянью, – сказал Вильям уже спокойнее. – У Бобона реальная роспись. Да, бакланская. Зато видно, что человек чалился.
– Ничуть не бакланская. – Бобон набычился.
– Я же говорю, человек ты. А это кто? – Вильям обвел рукой его дружков.
– А ты кто? – спросил парень с маленькими, криво посаженными глазками под массивным выпирающим лбом и косо глянул на него.
– А ты не знаешь, кто такой Вильям?
– Вильям?! Я знаю! – встрепенулся четвертый, белобрысый паренек с водянистыми глазками. – Кореш мой у тебя работает! – Он протянул Вильяму руку.
