– Я пропущу ее день рождения! – громко завопила Стефф Тейлор, сверкнув глазами, и по ее взгляду я поняла, что на самом деле она ни о чем не жалеет.
– Увидимся через двенадцать месяцев, Виола, – сказал Брэдли. – Когда я туда доберусь, не забудь мне первому рассказать, как выглядит ночь в свете огня.
* * *
Мне кажется, что наш разведывательный корабль развалится на кусочки в любую секунду.
Нас мотает и кружит, и маме едва удается держать курс прямо.
Иногда она зовет папу, но он не отвечает.
– Виола, где мы? – кричит она, дергая рычаги управления.
– Возвращаемся на другую сторону. Но, по-моему, слишком быстро. Боюсь, мы проскочим! – кричу я, стараясь перекричать рев атмосферы.
– Я постараюсь посадить корабль. Видишь что-нибудь на сканерах? Какой-нибудь еще участок, кроме того, у реки, куда можно сесть?
Я нажимаю на экраны, но изображение на них трясется так же сильно, как и все остальное на корабле. Двигатели все еще несут нас к планете, несут слишком быстро, и остановиться никак нельзя. Мы проносимся над огромным океаном, и я вижу, что мама боится, что садиться придется прямо посреди него…
Но на наших экранах появляется материк, быстро выплывая темной громадой, и вот мы уже над ним, и под нами стремительно проносится земля.
– Мы близко? – кричит мама.
– Сейчас, погоди. – Я сверяюсь с картами. – Мы к югу! Пятнадцать километров в секунду!
Она дергает за рычаги ручного управления, пытаясь повернуть на север:
– Черт!
Корабль накреняется, и я ударяюсь локтем о приборную панель, на секунду теряя карты.
– Мам? – говорю я взволнованно и обеспокоенно, пытаясь снова вывести карты на экран.
– Я все понимаю, милая, – говорит она, сражаясь с управлением.
– А как же папа?
Она молчит, но я все вижу по ее лицу: мы должны найти место, где можно высадиться, Виола! А потом мы сделаем все возможное, чтобы его спасти!
Я снова смотрю на карты:
– Тут, похоже, прерии, но мы, наверное, и их проскочим.
Я просматриваю данные сканеров.
– Болото! – говорю я.
Мама снова направила нас на север, к реке, которую мы тогда видели, – похоже, она переходит в болото.
– Успеем снизиться? – кричит мама.
Я просматриваю предполагаемые траектории снижения на экранах:
– Почти.
Корабль сильно трясет.
Потом воцаряется жуткая тишина.
– Мы потеряли двигатели, – негромко говорит мама. – Шлюзы так и не открылись. Огонь потух от нехватки воздуха. – Она оборачивается ко мне. – Мы приземляемся. Запрограммируй траекторию и держись крепче.
Я быстро просматриваю еще несколько экранов и нахожу траекторию, следуя по которой мы должны приземлиться в мягкое болото.
Мама с силой дергает рычаги ручного управления, сжав их в кулаки, стараясь держаться траектории, которую я проложила. Из иллюминаторов я ясно вижу землю, верхушки деревьев все ближе и ближе.
– Мам? – говорю я, наблюдая за тем, как мы снижаемся.
– Держись! – говорит она.
– МАМ!
Удар.
* * *
– С днем рождения! – крикнули они, застав меня врасплох за завтраком. Это была самая неудачная попытка неожиданно поздравить с праздником за всю историю Вселенной.
– Спасибо, – пробормотала я.
Мы покинули конвой тремя месяцами ранее, наблюдая за тем, как он исчезает позади нас, а мы уносимся вперед, быстро-быстро-быстро.
До новой планеты еще восемь недель пути, восемь недель в корабле, где уже начинает пахнуть, как бы тщательно ни фильтровали воздух.
– Подарки! – сказал папа, проводя рукой над коробками в праздничной обертке на столе.
– Могла бы хотя бы притвориться, что довольна, Виола, – сказала мама.
– Спасибо, – снова сказала я, теперь чуть громче.
Я открыла первую коробку с подарком. Там были новые сапоги для ходьбы по пересеченной местности. Цвет совершенно неподходящий, но я все равно попыталась сделать вид, что очень рада.
Открыла вторую.
– Бинокль, – сказал папа, когда я достала подарок. – Мама велела Эдди, инженеру с Альфы, усовершенствовать его до того, как мы улетели. Ты просто не поверишь, что тут есть. Прибор ночного видения, дисплей…
Я попыталась им воспользоваться и увидела, как на меня смотрит огромный левый глаз папы.
– Она улыбается! – сказал папа, и бинокль заполнила его огромная ухмылка.
– Ничего подобного, – ответила я.
Мама вышла из комнаты и вернулась с моим любимым завтраком – стопкой блинчиков, наверху которой мерцали тринадцать оптоволоконных огней с сенсором движения. Они спели мне поздравительную песню, и четвертым взмахом руки я все-таки смогла погасить все огни.
– Что ты пожелала? – спросил папа.
– Если рассказать, то не сбудется, – ответила я.
– Ну, разворачивать корабль мы не собираемся, так что надеюсь, ты пожелала не этого, – сказала мама.
– Надежда! – сказал папа чересчур громко, перебивая слова мамы своим напускным энтузиазмом. – Вот чего нам всем стоит пожелать. Надежды!
Я нахмурилась, снова услышав это слово.
– Вот что еще мы принесли, – сказал папа, дотронувшись до все еще завернутого подарка Брэдли. – Вдруг тебе захочется открыть его сейчас.
Я посмотрела на лица родителей, на радостного отца, на раздраженную моим недовольством маму, безуспешно пытающуюся устроить мне веселый праздник. И на мгновение я увидела, как сильно они за меня волнуются.
Волнуются, что я совсем лишилась надежды.
Я посмотрела на подарок Брэдли. Свет, который разгонит тьму, сказал он.
– Он велел не открывать, пока мы не приземлимся. Я подожду.
* * *
Мы обрушиваемся на землю с невероятно жутким грохотом. Корабль дробит деревья в щепки, а потом ударяется об землю с такой силой, что я врезаюсь головой в приборную панель, и голову пронзает боль, но я все еще сохраняю сознание, сохраняю сознание и слышу каждый треск, каждый щелчок и скрежет, с которым корабль прорывает посреди болота длинную колею, переворачиваясь снова и снова, что может означать только одно – отвалились крылья. Все падает на потолок, а потом в кабине образуется трещина, в которую хлещет болотная вода, и мы снова переворачиваемся…
И замедляемся…
