Потом нажимаю кнопку на подарке и делаю шаг назад.
Сырые листья и ветки тут же воспламеняются.
И появляется свет.
Свет, озаряющий маленькую поляну, свет, отражающийся от металла корабля, свет, окутывающий меня, стоящую посреди него.
Свет от костра.
Брэдли дал мне огненный короб.
Устройство, которое может развести костер почти где угодно, в любых обстоятельствах, на любом топливе.
Дать свет, который разгонит тьму.
И какое-то время я только и могу что смотреть на него, а потом, когда уже начинаю дрожать, сажусь ближе к огню и сижу так, пока дрожь не прекращается.
Долго-долго.
Теперь я не вижу ничего, кроме костра.
Скоро мне нужно будет посмотреть, какие у меня остались припасы. Уцелели ли устройства связи, с помощью которых я могла бы наладить контакт с конвоем.
Скоро я должна буду вытащить из корабля тела родителей и…
Но это – скоро, это – не сейчас.
Сейчас есть только костер из огненного короба.
Крошечный огонек среди тьмы.
Все остальное может подождать.
Я не совсем понимаю, о чем говорила мама. Не уверена, что надежда – это то, что можно кому-то передать или взять.
Но я сказала, что возьму. Я сказала, что взяла.
И вот я сижу перед костром Брэдли на поверхности темной-темной планеты, и даже если своей надежды у меня нет, у меня есть надежда моих родителей.
И я надеюсь, что ее будет достаточно.
А потом небо надо мной и позади меня начинает светлеть. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как восходит местное солнце, и понимаю, что уже утро. Что я дожила до утра.
Хорошо, думаю я про себя.
Хорошо.
И я начинаю думать о том, что нужно сделать дальше.
Море без конца и края
– ЭТО ДОЛЖНО закончиться, Деклан. Ты сам это понимаешь. Мы уходим.
– Госпожа…
– Ты собираешься жить здесь один? Я знаю, тебе шестнадцать и ты думаешь, что уже взрослый, но…
– Я не останусь один…
– Деклан…
– Вы не велели мне прекратить. Сказали только, чтобы я никому не мешал.
– Ничего не получится. Я ждала, когда ты сам это поймешь.
– Но почему? Только потому, что Илай Пинчин говорит…
– Илай Пинчин – злой человек и расист.
– Тогда почему я должен…
– Потому что, кроме того, что несет Илай Пинчин, на это есть и другие причины!
Она встала и принялась заваривать чай. Деклан никогда раньше не видел, чтобы чай заваривали так сердито.
– Госпожа…
– И не ври мне, Деклан. Я по Шуму слышу, что ты все, что я сказала, пропустил мимо ушей.
Деклан нахмурился:
– Хорошо, тогда послушайте вот это.
И он открыл свой Шум, показав его ей.
Последние оставшиеся жители Горизонта грузили повозки на маленькой городской площади, усыпанной песком. Стараясь не смотреть им в глаза, Деклан шел к дому, где жил вместе с матерью.
Но это ведь больше не правда, так? – думал он. Мама уже отправилась в Хейвен с предпоследней группой беженцев, а перед уходом накричала на него еще сильнее, чем госпожа Койл. Они обменялись оскорблениями и так и не помирились. Это саднило его душу, как открытая рана, которую он бередил против воли. Деклан не хотел ссориться ни с матушкой, ни с госпожой, ни с жителями города. Он вообще не любил ссор.
Но он не мог заставить их понять… А если они не поймут….
– Деклан Лоу!
Голос Илая Пинчина звучал как шепот даже тогда, когда гремел над дюнами. Деклан обернулся против собственной воли. Илаю было поручено зачистить город до конца, погрузить последнее, что осталось, самое важное – генераторы, припасы и лекарства – на четыре запряженных быками повозки и ато-мобиль, ходивший отсюда в Хейвен и обратно.
Илай Пинчин был человеком вздорным и хмурился из-под шляпы, как разгневанный Громовержец. Мужчины и женщины, помогавшие ему, остановились. Мужчины источали шквал Шума, и громче всех, возвышаясь среди общего гула, как генерал на парапете, звучал Шум самого Илая.
Шум толпы не был приятен. Шумели о Де-клане, о его возмутительных выходках, которые горожане представляли себе в самых ярких красках.
Все не так, зашумел сам Деклан, прекрасно зная по опыту, что его никто не станет слушать. Все совсем не так.
– Мне нечего тебе сказать, Илай, – сказал он вслух.
– Придет и твой черед, парень, – ответил Илай.
– Всем нам придет свой черед, даже тебе, – ответил Дек лан, и ему скрутило живот от страха. Илай был на двадцать килограммов тяжелее его и на пятнадцать сантиметров выше. Если завяжется драка, долго против него не выстоять.
– Мы уходим утром, парень. Все вместе. Не думай, что ты – исключение, – сказал Илай.
В Шуме Илая возник образ Деклана, которого волокли за повозкой с кляпом во рту и перевязанными руками. Деклан убрал руки в карманы и отвернулся. Но, даже гуляя по берегу, он чувствовал, как Илай сверлит его глазами, словно приставив меж лопаток ствол дробовика. Он заставил себя пройти вперед, к склону, ведущему к воде, но все же держался от волн на расстоянии. Он слышал, как рыбы, длинные черные тени которых торпедами метались в воде, шумели: «Еда!» Это из-за них люди бежали из города. Десять лет рыбаки города пытались добывать пропитание для самих себя и жизненно важный товар для остального Нового Света. Как и все другие поселенцы, они прибыли сюда, мечтая найти новый дом вдали от бед покинутого Старого Света.
Но никто, конечно, не мог и предположить, что Новый Свет будет полон Шума, что океаны его будут кишеть чудовищами.
Рыбы – если можно так назвать тварей, которые перед тем, как съесть свою жертву, говорили ей об этом прямо в лицо, – не были неуязвимы. Их можно было поймать и даже съесть, если не обращать внимания на то, что мясо их под любыми приправами на вкус напоминало железо. Но их было слишком много, даже несмотря на то, что десять лет с ними шла война, и рыбачить стало бесполезно, да и небезопасно. И что еще хуже, рыбы покрупнее сами разводили рыбешек помельче, которыми питались, и отчаянно защищали их косяки от людей с берега, желавших прокормиться. Рыбак, выходивший в море на лодке, отправлялся в берлогу льва в надежде вытащить оттуда испуганного ягненка.
Сперва жители города были полны оптимизма, потом начали сопротивление, а затем медленно, постепенно признали свое поражение. Месяц назад госпожа Койл наконец смогла убедить горожан собрать все, что возможно, и перебраться обратно в Хейвен, где, по крайней мере, можно было регулярно питаться. Рыбаки станут фермерами – таков был замысел. Единственный оставшийся противник, Илай Пинчин, наконец согласился с госпожой Койл – этим летом его второго сына сожрала рыба, протаранившая их лодку и сбросившая его в воду, где у него не осталось шансов.
