После ужина они не разошлись по разным спальням, как было заведено после рождения близняшек, уединились в общей.
На следующий день Николай Степанович уехал по срочному производственному вопросу в столицу и думать забыл про мужика, угрожавшего ему в кабинете. Да и зачем думать о подобных мелочах, когда в дом его снова счастье вернулось? Наташенька будто прежней стала. Не иначе морок колдовской с нее спал.
«Вот же сказал – морок!» – досужие выдумки. Осталось еще в предсказание цыганки поверить и можно гроб примерять.
Он знал, что дом встретит его уже ставшей привычной тишиной. Давно уже его дочки не оглашают старые стены криками игры, не топочут по длинным коридорам, пугая своим задором прислугу. У них нынче другие интересы. Ольга вон замуж собралась, Наташенька обмолвилась о готовившемся сватовстве, но пока суд да дело. Пусть бы готовили подольше, проволочка ему сейчас только на пользу. Верочка с Надюшей еще папенькины лапочки, но и они имеют теперь свои секреты, которые с одной только маменькой обсуждать желают.
Николай Степанович задумался: видимо, старость все же одолела его. Стал он излишне сентиментальным, все больше живет прошлым, нежели думает о будущем. Сколько времени оставлено зря в бестолковой ревности и сожалениях. Сколько счастливых минут отнял он сам у себя, подозревая Наташеньку в грехах. Ведь обвинить ее – все равно что ангела небесного крыльев лишить, тот ничего не скажет, примет смиренно новую участь, а вот у тебя камень на душе осядет и будешь его влачить до самой смерти. А что на Страшном суде говорить станешь? Как оправдаешься? То-то же. Вот и решил Николай Степанович жизнь заново запустить, начать все с чистого листа. Прошлое вымарать беспощадно и саму память о нем запретить себе хранить.
Однако, прежде чем пойти с женой поздороваться после долгой отлучки, нужно было еще кое-какие дела порешать. Николай Степанович проследовал через сени в людскую, где ожидал его поверенный человек. Они условились на этот самый час встретиться, и поверенный прибыл точно в назначенное время.
– Узнал, о чем просил тебя? – Сделал жест рукой, велев мужчине не подниматься с лавки, откуда тот вскочил, едва завидев вошедшего Завойчинского. – Только быстро давай, я с дороги. Еще даже с женой не повидался.
Ох и сладким было предвкушение. У них с Наташенькой почитай второй медовый месяц начался. Николай Степанович и сам не меньше десятка годков с себя скинул, точно полоз старую кожу.
– Как не узнать, – угодливо ответил поверенный, отправленный еще третьего дня за просителем, что явился к Завойчинскому на службу с требованиями. – Да вот толку с тех знаний, что с козла молока. Ты уж прости, Николай Степанович, ничего мы против того мужика сделать не сможем.
– Ты поперек батьки в пекло-то не суйся, – сверкнул очами Завойчинский. – Выкладывай, чего узнал, дальше я думать буду.
– Шаман это, – выпалил мужчина, – знахарь по-нашему. Живет в лесу, травами людей лечит. Безобидный, что телок на выпасе. Один внука воспитывает.
– И что же, ты не можешь со знахарем справиться? Отправь его туда, откуда он меня своими жалобами не достанет.
– Не могу, Николай Степанович. – Мужчина поднялся на ноги и, подойдя к Завойчинскому так близко, чтобы только он и мог его слышать, сообщил: – Говорят, супруга губернатора нашего благодаря ему понесла. Да ты не смейся, – мужчина потряс в воздухе кулаком, – вылечил он ее. Врачи говорили – пустая баба, а он возьми да вылечи.
– Н-да, – протянул Николай Степанович, потирая подбородок. – Думаешь, совсем никак не решить? Он ведь угрожал мне. Помнишь?
Мужчина кивнул, не спеша отвечать.
– Ладно, – сдался вдруг Завойчинский, – чего я в самом деле взъелся. Пусть ведет своего внука, найду ему работу. Толковый хоть парень-то?
– Вот здесь и загвоздка. – Мужчина замялся, не зная, с какой стороны подступиться к имеющейся у него информации. – Может, он и толковый, да только страшный, как смертный грех. Вот те крест, Николай Степанович, я дурным делом решил, сам дьявол ко мне из преисподней вышел, когда увидал его.
– Не мели чепухи, олух! С лица воды не пить и дочерей к нему не сватать.
– Ты не понял. – Мужчина, до этого успевший вернуться на лавку, опять вскочил с нее и, наклонившись к уху Завойчинского, страшным шепотом доложил: – Урод он. Чудище, каких свет не видывал. Не иначе как в огне горел, да вот смог выбраться как-то и весь теперь в струпьях да ожогах. Такого ночью увидишь, богу душу отдашь. Он же тебе весь двор распугает. А уж о дочерях и Наталье Николаевне молчу.
– И как же мне поступить? Срок, знахарем твоим отпущенный, еще вчера истек.
– Ой, не знаю, Николай Степанович. – Мужчина покачал головой. – Может, и не придет он больше. Пока ты отсутствовал, все тихо было. Он и носа не совал. Может, передумал?
Хотел бы и Завойчинский быть таким же уверенным. Не мог тот мужик передумать. В его глазах он считал тогда уверенность такую, что и рота солдат на него пойдет, не остановит. Знахарь, значит! Может, действительно чего может, раз самого губернатора себе в приятели заимел. Можно, конечно, и урода на работу позвать, не беда, если уж на то пошло. Не этого он боялся: слова старика в голове набатом били, покоя не давали. Даже теперь, когда у них с Наташенькой снова все наладилось. Особенно теперь!
Что седой сказать пытался, когда спрашивал у него про дела давно минувших дней? Чего знает такого, что ему самому неизвестно? И знает ли? Если бы только его одного касалось, пусть. Так ведь черт седой про Наташеньку намекал.
– Ты вот что, – закончив размышлять, велел Николай Степанович, – завтра, ежели он явится, веди сразу ко мне. Постарайся сделать так, чтобы никто другой его по дороге не заметил. Не мне тебя учить. Справишься!
– Как скажешь, Николай Степанович. Только ты уж с ним поаккуратней. С губернатором все же на короткой ноге. А сейчас сам понимаешь, время тяжкое. Ты-то со своими связями везде пригодишься. Мне же геройствовать не с руки.
– Больно ты стал пуглив, как я погляжу. – Завойчинский взял мужчину за плечи и несколько раз встряхнул. – Страх хорош до того момента, пока в трусость не перейдет. Запомни мои слова и прими за науку.
Часть II
Она потеряла все в одночасье. Как Он мог так с ней поступить? За что? Подарил целый мир, чтобы потом разрушить до самого основания? Годы лишений и унижений. Почему Он пришел так поздно? Почему не нашел ее раньше? С ее-то способностями она могла стать полноценным компаньоном, сделать его империю сильнее, могущественнее.
Странно, но раньше она не подозревала, как может манипулировать людьми. Они стали для нее настоящими марионетками, а она виртуозным пупенмейстером. И ей нравилось ощущение власти. Она им упивалась, как дорогим вином, которое теперь могла себе позволить. Она вообще оказалась охочей до роскоши: одежда от мировых брендов; большая квартира, забитая самой передовой техникой; домработница, личный шофер… От сладких мыслей кружилась голова; в районе солнечного сплетения пульсировал горячий шар. Она любила представлять, что именно там, в этом самом шаре заключены ее способности. И когда шар внезапно потух, она испугалась. Слова, обладающие магией, вдруг ее лишились, превратившись в набор звуков. Даже прислуга теперь смотрела на нее как-то свысока. Она понимала: что-то произошло… Что-то вдруг прекратило свое существование, оборвало ту пуповину, которая питала ее Силой.
