– Что случилось? – спросила Слайс, поняв, что возникла проблема.
– Пайпер показалось, что она заметила в очереди одну из своих соответчиц.
– Где?
Я кивнула головой в нужную сторону.
Мои спутницы немного расслабились:
– Эта старушка?
– Черт, Пипер, гангстер из тебя никакой!
Я недоуменно посмотрела на них:
– Джай, по-моему, эта стерва сдала меня властям.
Шутки тут же прекратились. Слайс принялась изучать Нору. Джай немного подумала, а затем медленно произнесла:
– Пайпер, ты, конечно, можешь ей всыпать, но не забывай – в этом случае остаток времени до рейса тебе придется провести в изоляторе. Представь, какой здесь изолятор, если даже в камерах так дерьмово. И хрен его знает, что еще с тобой может случиться. Тебе скоро на волю, к своему парню, который точно тебя любит – не стал бы он иначе каждую неделю просиживать штаны в нашей комнате свиданий. Стоит ли эта сучка того, чтобы получить еще одно обвинение? Я, конечно, тебя прикрою, но в разумных пределах. Хрена с два я пойду в изолятор. Но если решишь действовать, я тебя пойму.
– Я тоже в изолятор не пойду, – добавила Слайс, – точно уж не ради какой-то полузнакомой белой дамочки. Без обид, Пипер. Но делай что нужно.
Я не стала ничего делать. Джай встревоженно смотрела на меня. Слайс взяла у какой-то заключенной колоду карт и принялась ее тасовать. Но терпеть все это было выше моих сил. Я вернулась в камеру, легла на койку и уставилась в бетонную стену. Мне выпал шанс наконец отомстить той женщине, что привела меня на нары, но меня словно парализовало. Неужели я и правда решила ничего не делать?
Покинув камеру, я обошла блок по периметру – на это мне понадобилось от силы минуты три. Норы нигде не было видно.
Джай махнула мне рукой:
– Давай, Пайпер, поиграй с нами.
Джай и Слайс болтали за игрой. Слайс так и сыпала веселыми историями о своей лесбийской жизни в тюрьме Данбери, среди которых был и рассказ о том, как ночью ее поймал с поличным один всем нам знакомый надзиратель.
– Черт, я так и застыла. Он направил на нас свой фонарик – как тут отвертишься? Ну, вы меня понимаете. А он просто сказал: «Дайте мне посмотреть». Ну-у-у-у… – Она жестами показала, что они продолжили свое дело.
Это был тот же надзиратель, который преследовал меня за невинный массаж ног Поп. Грязная свинья.
Когда после четырехчасовой переклички в блок привезли тележку с ужином, мы уже вовсю хохотали. Стоило нам открыть крышки пластиковых контейнеров, как оттуда донеслась такая вонь, что мы сразу же захлопнули их снова. Секунду спустя Джай сказала:
– Придется нам убить кого-нибудь и съесть – иначе подохнем с голоду.
Нора решила подойти ко мне, когда я возвращала поднос. Я напрягла плечи и окинула ее ледяным взглядом. Когда мы поравнялись, она неуверенно взглянула на меня.
– Привет, – едва слышно сказала она.
Я прошла мимо.
– Что случилось? – взволнованно спросила Джай.
– Попыталась со мной поздороваться, – я покачала головой, и мы снова стали играть в карты. – Вот чего я не понимаю, так это почему она здесь, а сестры ее нет.
– Сестры?
– Да, ее сестра тоже среди моих соответчиков. Сидит в Кентукки.
На следующее утро за завтраком я увидела и Эстер. Так уж все происходило в Оклахоме: новые люди появлялись в тюрьме среди ночи, пока все были заперты по своим камерам. Они приходили на завтрак и сразу становились предметом обсуждений. Я издалека наблюдала за встречей сестер – они радостно обнялись и отправились в дальний угол, чтобы поговорить.
Мои подруги тоже их заметили.
– Сестру тоже убить хочешь? – спросила Слайс.
– Не, к Эстер у меня претензий нет – она нормальная.
Эстер время пощадило. Она почти не изменилась – возможно, благодаря своим таинственным амулетам. Все те же длинные рыжеватые кудри, отсутствующее и озадаченное выражение лица и особая манера поведения, которая так и кричала о ее любви к колдовству и магии.
Я сумела продержаться почти год без тюремных клише, но теперь выглядела как типичная арестантка.
Мы провели в Оклахома-Сити несколько недель, и все это время я отказывалась признавать существование сестер. Максимальный уровень безопасности быстро измучил нас своей монотонностью и скукой; часы и дни тянулись чудовищно медленно. Самолеты прилетали и улетали почти каждый день, но заранее узнать, когда тебя поведут на рейс, было невозможно. Это был настоящий лимб – мы покинули одну сферу бытия и ждали, пока окажемся в другой. В Оклахома-Сити я стала скучать по лагерю Данбери, и чувство это показалось мне очень неожиданным. Я привыкла к ежедневной физической нагрузке, ведь в лагере я целыми днями работала в строймастерской, бегала и занималась в спортзале. Здесь можно было разве что отжиматься, практиковать йогу, не выходя из камеры, и ходить кругами по блоку, пока парусиновые тапки не натирали ноги до крови. В Данбери, если погода свирепствовала, сестра Платт использовала в качестве беговой дорожки длинный коридор. Иногда я ходила рядом с ней. Она довольно быстро двигалась для своих шестидесяти девяти и никогда не теряла присутствия духа, что поражало меня до глубины души. «Ну как, дорогая, держишься?» – то и дело спрашивала меня монашка.
Мне повезло, что рядом была Джай. В ее компании тревога отступала, и у меня получалось немного спустить пар. Ее сестра была до чертиков смешной, и рядом с ней я чувствовала себя спокойнее (хотя немного ее побаивалась). Однажды я спросила у Джай, откуда у Слайс этот ужасный шрам.
– Как-то на нее набросился один парень, хотел изнасиловать. Порезал ее канцелярским ножом. Сотню швов наложили, – она сделала паузу. – Он теперь в тюрьме.
– А прозвище откуда?
– Это название ее любимой газировки!
В Оклахоме было легко потерять счет времени: не было ни газет, ни журналов, ни почты, а так как я избегала телевизионных комнат, отличить один день от другого становилось весьма затруднительно. Карты тоже надоедали. Я попыталась высчитать, когда наступит 12 января и Поп освободят из Данбери. Позвонить Ларри не получалось, а окон не было, поэтому я даже не видела смены дня и ночи. Развлекаться с тюремными кисками мне вовсе не хотелось, а других занятий не было. Я научилась играть в домино. И поняла истинное наказание бесконечным повторением. Как вообще можно провести в таких условиях хоть сколько-нибудь долгое время и не сойти при этом с ума?
Ни у кого не было желания общаться с незнакомцами, но сигареты в некотором роде объединяли людей. В Данбери было много предметов торговли, но в Оклахома-Сити на рынке были лишь секс, чужие психоактивные препараты и главное – никотин. Заключенные, которые вызывались быть уборщицами, получали право «ходить в магазин», но купить там можно было лишь сигареты. Они появлялись раз в неделю, и в этот день тюрьма оживала – порядок держался лишь чудом. Уборщицы либо по-дружески делили сигареты на более мелкие «самокрутки» и курили их, передавая по кругу, либо брали плату лекарствами, которые помогали спать днями напролет, как ЛаКиша. Мне все это казалось очень сложным, и я радовалась, что не курю. В отсутствие кондиционера мои волосы напоминали воронье гнездо – нам выдавали только маленькие пакетики с шампунем. В конце концов я стала мазать голову майонезом, который получала за обедом, из-за чего волосы становились жирными, но их хотя бы можно было расчесать маленькой пластиковой расческой тюремного образца.
