– Где, где? По знакомым. Ну, уж наверное, не тут. Это ж лохатрон, Шурик!
– Что не платят сорок шесть шекелей?
Паша расхохотался:
– Какие шекели. До этого дело не дойдет. Тебе мотороллу предлагали?
– Предлагали.
– Ты бы сейчас пятьсот шекелей отдал, и тютю. Привет семье и детям.
– Что тю-тю? Я ж договор подписываю!
– А ты знаешь, что в договоре?
Шура задумался. А ведь была мысль попросить перевести, но он застеснялся. Гипноз какой-то!
– А в договоре, Шурик, сказано, что работник вызывается только в случае появления свободных объектов, то есть автобусов. А случая все нет, ты звонишь, ругаешься! Даже приезжаешь! А мотороллку ты оплатил и справедливо хочешь деньги назад. А они тебе говорят, что деньги ты получишь и совершенно нечего волноваться. Вот как только первая зарплата зайдет.
– Ну и сколько можно так резину тянуть?
– Не так долго. Через три месяца договор истекает. Нам очень жаль, но в этот раз вы не были востребованы. Покупайте новую мотороллу!
Шура молчал и пытался осмыслить происходящее.
– Ну, и сколько они на этом заработать могут?
– А не так мало. С каждого лоха по пятьсот шекелей. А знаешь их сколько, родимых! Только успевай поворачиваться. На ловца и лох бежит!
Все было стройно и логично, но Шуру что-то смущало.
– Подожди! А мотороллу им что, не жалко?
– Господи! Тебе моторолла нужна? Я тебе этого лома целый мешок принесу. Они ж дальше двух метров не ловят. А потом, чего мы спорим? Ты ее все равно не получишь. Телефон выдается в первый рабочий день.
Паша назидательно выставил вперед указательный палец. Шура закурил очередную сигарету. Получалось, что Приходько его спас. От этой мысли почему-то стало неловко. Паша, казалось, тоже тяготился ситуацией.
– Ты с кем тягаться решил, Шурик? Это же евреи!
Паша мысленно представил Тасю и двух ее коллег:
– Какие ж они евреи?
– Девчонки-то? Так они исполнители. Там евреи – мозг!
В его словах звучала смесь уважения и неприязни.
Шура улыбнулся:
– Паш, я ж тоже еврей. Забыл?
Приходько вздохнул:
– В семье не без урода…
На соседней скамейке проснулся бомж. Немного поозиравшись, он спустил ноги на землю и достал из кармана мобильник. Шура напряг слух, но понять, на каком языке тот разговаривает, так и не смог.
– Паш, а ты что тут делаешь?
– Тружусь. В соседнем мисраде.
– Да? Ушел из шмиры?
Приходько махнул рукой:
– Ну их… Дурилки картонные!
– А теперь чем занимаешься?
Паша хитро улыбнулся:
– Теперь я дурю.
Шура устало вздохнул:
– Тоже с автобусами работаете?
– Не, мы за эскалаторами следим.
– А что за ними следить? Как катятся?
– Обижаешь, это ж стратегический объект. Его в чистоте держать надо.
Вечером позвонил Гарин. По голосу чувствовалось, что есть у него сюрприз, о котором не терпится рассказать.
– Я к тебе сейчас забегу.
Шура обрадовался. После неудачного трудоустройства и встречи с Приходько его раздирали противоречивые эмоции, которыми тоже не терпелось поделиться.
Гарин по-хозяйски отодвинул мешок с книгами и плюхнулся на кровать.
– У тебя все уютнее и уютнее. Стульчики приобрел?
– Соседка принесла.
– Да ты что! Ой, и картина! Ты нарисовал?
– Соседкин зять.
Гарин поцокал языком:
– Пронзительная вещь… Я смотрю, ты популярен.
– Не то слово. Ты есть хочешь?
– А у тебя и еда есть?! Тоже соседи приносят?
Шура засмеялся:
– А что ты думаешь! В пятницу полпирога принесли. Домашнего приготовления. Между прочим, вкусно. К себе звали – шабат встречать, но я сказал, что уже приглашен.
– Какой ты недобрый, Шурик! Люди к тебе всей душой.
– А вот другие говорят, что я слишком добрый.
И Шура подробно описал свое тель-авивское приключение. Гарин слушал внимательно, не перебивал и даже не смеялся.
– М-да. Значит, сорок шесть шекелей не устроили отца русской демократии.
– Представляешь, ступор какой-то нашел! Сразу бы задуматься, столько денег. А потом эта моторолла. Зачем ее дают?..
– Ну, как же! Я дам вам парабеллум! Классика! Короче, Шурик, видишь теперь, как бизнес делается? Это тебя Бог на истинный путь наставляет. Иными словами, на ловца.
– …и лох бежит.
– Ну, почему сразу лох?
– Так Приходько говорит.
Миша покачал головой и сказал обиженно:
– Ну, конечно, у тебя теперь свои друзья.
Шура нетерпеливо перебил:
– А вот ты скажи, зачем он меня спас?
– Знаешь, этот вопрос меня меньше всего волнует. Я, безусловно, не такой высокоморальный, как твой Приходько, но тоже хотел тебя порадовать. Если тебе, конечно, интересно.
– Ну, ладно, кончай уже идиотничать, я и так устал.
– Короче, деньги дали!
Оказалось, что строительный спонсор наконец выполнил свое обещание и сделал первый взнос в бизнес.
– Теперь все только от нас зависит. Или ты хочешь за автобусами ухаживать?
Шура задумался. Несколько часов назад он уже был готов устроиться уборщиком, а здесь убирать ничего не надо, что уже плюс.
– Миш, а я-то что делать буду? Я ж не журналист и не строитель. На иврите не говорю.
Гарин повеселел:
– А кто на нем говорит? А вот все остальное мы с тобой сейчас и обсудим.
Шура ждал звонка уже второй час. Сам звонить он побаивался. К телефону все время подходила секретарша и что-то тараторила на иврите. Текст был такой длинный, что он никак не мог определить, в какой момент следует вклиниться и позвать к телефону Арье. Дальше было бы проще, потому что Арье на деле был Левой Шинкином (арье на иврите – лев), кабланом из Беер-Шевы. Но Лева к телефону не подходил, и Шура благоразумно нажимал отбой. Раздался звонок. Он сорвал трубку. Женский голос попросил Толика. Шура чертыхнулся. Они снимали под офис квартиру, в которой до них проживал некий Толик. Видимо, тот никого не оповестил о смене места жительства, и ему названивали с завидным упорством. Имя это Шура ненавидел. Ненависть тянулась из прошлого и подпитывалась настоящим.
