– Наверное, все же отец, – решила Василиса. – Пусть это фото лежит, а потом, если приспичит, мы его...
Что они с ним будут делать, Василиса придумать не могла, но и трофеи разбрасывать она не привыкла. Оттого спрятала подальше фотографию, и обе дамы через минуту уже и забыли, что она была.
Вечером позвонил Пашка. Вообще, чаще звонила его жена – Лидочка. Она прилежно интересовалась, как здоровье свекрови, какое у нее настроение, и не пропал ли аппетит. Потом рассказывала все домашние новости и по очереди передавала трубку внучкам. Те кричали в трубку выученные стишки, рассказывали, как они покрасили маминой краской кошку, и Вася успокаивалась – жизнь шла своим чередом. Но вот когда звонил сынок, это всегда будило в душе смутную тревогу. Тем более что Пашка безошибочно угадывал, когда нужно позвонить – именно тогда, когда подруги с головой ныряли в очередные поиски преступников. Вот и сейчас, видимо, что-то почуяв, Павел как-то слишком заботливо начал выспрашивать про матушкино здоровье:
– Мам, ты как там?.. Я в смысле – как здоровье-то? Не шалит?
– Пашенька, со здоровьем у нас полное взаимопонимание – я его не беспокою, и оно ведет себя примерно, – осторожно отвечала Василиса. – А что тебя взволновало?
– Да, в общем-то, ничего... просто знаешь... Тут такой холод... вчера, например, минус двадцать семь было!
– Да что ты! В декабре и двадцать семь, что хотят, то и делают!
– Мам, я... вот что хотел попросить... – мямлил в трубку Пашка. – А ты не могла бы мне... свитерок связать, а? Такой, чтоб под горлышко.
– Свитерок? – напряглась Василиса. Похоже, сын опять подозревал мать в розыскных делах, но ничего конкретного предъявить не мог, иначе уже привел бы внучек, чтобы прочно усадить мать под домашним арестом. А раз так, у Васи еще развязаны руки. – Свитерок, говоришь? Сыночек! Да ты как в воду глядел! Я ж тебе его и вяжу! Вот на Двадцать третье февраля и подарю!
– М-да? А пораньше? – скис Павел, поняв, что эта уловка не катит. – Мне б сейчас, на холода.
– Так я ж тебе на холода пуховый свитер вязала! Совсем недавно. И как раз под горлышко. Ты куда-то его задевал? Дай-ка мне Лидочку, я спрошу, куда она его задевала.
– Да никуда она не задевала. Просто... А носки! Мам, мне нужны шерстяные носки! – снова придумал Пашка. – Сейчас прямо ужас до чего хочется тепла.
– Носки у тебя тоже есть, не кривляйся, – строго прервала его мать. – И вообще, говори сразу, что тебе нужно?
– Ну сразу, так сразу... – выдохнул Павел. – Тут тебе Лидочка звонила... Пять раз, между прочим! И ни разу тебя дома не застала. Чего у вас там опять? Только, мам, говори честно, не придумывай, что вас в кино пригласили сниматься! Опять во что-то ввязались?
– А и придумывать нечего! – справедливо возмутилась Василиса. – Новый год на носу, и свадьбы одна за другой, как прорвало! Мы с Люсей просто нарасхват! Нам собаку выгулять некогда, куда еще ввязываться? Люся вон с утра до вечера гаммы долбит... Люся, долби гаммы, достань баян и давай, Павел должен слышать, что ты работаешь!
Люся швыркнула носом и с тоской посмотрела на шкаф – баян лежал на самом верху, и маленькой Людмиле Ефимовне всегда приходилось просить подругу. Сейчас же той было некогда.
– Паша, ты слышишь? Она ноты переворачивает! – И снова Василиса врала, Люся отродясь по нотам не играла. – Да Люся же! Играй же!
И Люся полезла. Сначала принесла табурет, потом взгромоздилась сама, а потом... потом баян ухнул со страшным музыкальным грохотом.
– Мам! Что там случилось? – встревожился сын.
– Да ничего страшного... Просто Люсенька, измотанная музыкальным напряжением грохнулась со стула... вместе с баяном... Не выдержала нагрузки. Ладно, Паш, я потом перезвоню.
Василиса бросила трубку и кинулась поднимать несчастный баян.
– Люся! Да что ж ты такая неуклюжая у меня! И что тебе приспичило стаскивать баян?! Прямо, как маленькое дитя, честное слово!
– Так ты ж сама говорила: играй да играй!
– Я ж не знала, что баян у тебя черте где! Могла бы просто песенки попеть, чтобы фон создать... Погоди-ка, кто-то опять звонит.
Пашка за мать переживал, а потому перезвонил тут же:
– Мам! А у вас там точно баян? Вы в самом деле к свадьбам готовитесь? – тревожно сыпал он вопросами.
– Паша, ну конечно, мы готовимся к свадьбам! – пояснила Василиса, шипя подруге. – Играй, Люся!
Но играть на баяне Люся не могла – у него отвалился ремень. А потому, вспомнив совет подруги, взвыла во все легкие:
– «Черный во-о-о-орон, что ж ты вье-е-ешься? Над моею голово-о-о-ой»...
– Странный у вас какой-то свадебный репертуар, – оценил ее пение Пашка. – А вас за такое не бьют?
– Паша, ну кто нас будет бить? Ты же знаешь Люсю, если что. Она и баяном навернет! Она ж этим баяном, как Джеки Чан!.. Люся! Да что ж тебя проняло-то?!
– Ну ладно, мам, вижу, вы в творческом процессе, – усмехнулся Павел. – Не буду мешать.
– «Ох, ты добы-ы-ычи не дождешься-я-я!»...
– Да уж, сынок, не нарушай творческого процесса... Да Люся же!
После Пашкиного звонка Василиса никак не могла угомонить подругу:
– Люся! Да хватит же надрываться! Сколько ж можно?!
– Не кричи на меня, – дернула головой Люся. – Видишь, я распеваюсь, давно уже голос не ставила.
– Ты б этот свой голос... Люсенька, не надо его ставить, его надо аккуратненько куда-нибудь уложить и забыть про него. А то после него повеситься хочется.
Люся была не согласна, и весь вечер ушел на то, чтобы прийти к одному мнению. В конце концов было решено зря глотку не драть, голос, конечно, инструмент ценный, а потому его надо беречь. А пока следовало подумать, куда направить свои стопы, дабы поскорее отыскать того, кто отравил агрессивного Игорька Дубининцева.
– Вот ты посмотри, – рассуждала Василиса, лежа в кровати. Люся вынуждена была сидеть возле подруги, потому как из своей комнаты она ее разумных мыслей не слышала. – Значит, он меня находит по объявлению...
– А у тебя оно не сохранилось? В какую газету подавали объявление, может, туда надо сходить, порасспрашивать. Бывает, что девочки помнят, кто у них заказывал.
– Нет, я его только посмотрела, а на газету даже внимания не обратила.
– Ну что ж ты так? – с сожалением проговорила Люся.
– А потому что я была удивлена! Да! Я не сразу сообразила про газету! Но... это все равно дело безнадежное. Объявление принимаются в нескольких пунктах, пойди-ка, поищи – где и кто его подавал! – парировала Василиса. – И вообще, не прерывай ход моей мысли. Значит, там было написано, что я сдаю комнату. За большие деньги... А почему, кстати, написали, что сдаю я? А не мы, вместе с тобой?
