В ушах отдавался стук собственного сердца. Эмма снова потерялась в его глазах. И немудрено не утонуть в них. Ни одна женщина не устояла бы. Что уж говорить о ней!
Их ясность поражала. Дилан знал, что делает, несмотря на амнезию. Пределов его уверенности тоже не существует, однако нельзя назвать его самоуверенным или чванливым. Он просто идеал.
И это ужасно ее пугает.
– Может быть, тебе выпить вина?
Она бы выпила, если бы могла.
Он покачал головой, продолжая смотреть ей в глаза:
– Не обязательно.
– Излечился от пьянства?
Он широко улыбнулся:
– Во всяком случае, пока.
Он немного сжал ее пальцы, и заряд адреналина прострелил ей руку, распространившись по телу со скоростью лесного пожара. Что он с ней делает? Она пришла сюда поднять ему настроение. Не поддаваться его чарам.
Он глянул на ее недоеденную еду:
– Заканчивай ужин, милая.
И выпустил ее руку, оставив взамен горячую волну восторга. Она была переполнена гормонами счастья.
– Поговорим о десерте, когда закончишь.
Десерт? Казалось, она уже съела огромную порциюшоколадного мороженого с вишнями.
Дилан Макей. Специальный сорт.
И нет на свете ничего слаще.
Когда они вернулись к ней домой, Эмма предприняла слабую попытку войти, сохранив некое подобие грации и достоинства.
– Дилан, тебе вовсе ни к чему провожать меня до квартиры, – уверяла она, сжимая дверную ручку.
Он вскинул брови. Прядь прямых выгоревших на солнце волос упала на лоб. Ей так хотелось коснуться этой пряди, вернуть на место и зарыться пальцами в волосы.
– Я никогда не оставлял леди на обочине, Эмма. И не собираюсь делать этого с тобой. Ты ведь знаешь.
Она знала. Но не могла пригласить его в квартиру. У нее нет сил. Но она точно знала, что он хочет именно этого.
– Но теперь, когда ты заработал еще одну золотую звезду…
– У меня их много.
Эмма представила черно-белый альбом со страницами, заполненными золотыми звездами.
Однако нужно быть доброй и вежливой в ее не слишком замаскированной попытке отшить Дилана.
– Еще раз спасибо за ужин. Должно быть, ты очень устал. Надо поехать домой и лечь спать.
– Скоро поеду. Как только провожу тебя до дверей.
Он взял ее за руку и вынул ключ из пальцев:
– Позволь мне.
Эмма едва не подскочила от прикосновения его руки. Дилан взял ключ, она отодвинулась от двери, позволив ему открыть дверь.
Дверь открылась.
– Спасибо, – выдохнула она, снова прижимаясь к ней спиной.
Он наклонился так близко, что она уловила легкий аромат мускусного афтершейва, пьянящей смеси, которая будоражила ее эротические инстинкты. О боже, быть беде!
Эмма прислонилась головой к двери, отступая от Дилана и глядя на его губы, оказавшиеся слишком близко.
– Что ты делаешь?
– Благодарю тебя как следует, милая.
– Баклажаны были достаточной благо…
И тут он завладел ее губами. Не грубо, не агрессивно, хотя и не слишком нежно. Этот поцелуй мог иметь десяток значений, причем не обязательно сексуальных. И все же, когда она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, поцелуй стал более требовательным и страстным, и равновесие, на которое она надеялась, постепенно пошатнулось. Ее руки упали, не успев упереться ему в грудь. Как она могла думать о том, чтобы закончить нечто столь замечательное?
Его рука уперлась в дверь, и чертова штука стала открываться, заставляя ее неуклюже отступить на шаг, потом другой. Дилан последовал за ней, конечно, так и не прервав поцелуя. Эмма опомнилась, когда они оказались в ее темной квартире.
Она тяжело дышала. Он немедленно прервал поцелуй, повел ее в глубь комнаты и пинком захлопнул дверь.
– Представь только, – прошептал он, – мы в твоей квартире.
– Угу. – Блестящий ответ. Эмма, завороженная его губами, языком и умением ими пользоваться, не могла думать связно.
И потом она ощутила его руку на своем животе. Только тот, кто знал ее интимно, заметил бы легкий бугорок над талией.
Дилан расставил пальцы, обхватив ее живот. Из его груди вырвался гортанный звук.
– Я хочу коснуться тебя там, Эмма. Ты не возражаешь?
Она кивнула, не доверяя собственному голосу.
– Я знаю, это не идеальное решение. Но если какой-то женщине из всех, с кем я был, и суждено носить моего ребенка, я рад, что это именно ты.
Это было нечто вроде комплимента. Эмма понимала, что он имеет в виду, но проблемы по-прежнему существовали. Множество проблем.
Она отстранилась:
– Я включу свет.
Но прежде, чем она сумела ускользнуть, он сжал ее запястья и притянул к себе. Она ударилась ему в грудь. Смотрела в его лицо, погруженное в тень.
– Не нужно, Эмма. Со мной ты в безопасности. Не бойся.
Она боялась. Того, к чему это вело.
– Чего ты хочешь, Дилан? – тихо спросила она и услышала в своем голосе нотки поражения, словно не могла состязаться, отказать, защититься от него.
– Если честно, сам не знаю. Ты благотворно на меня действуешь, Эмма. Мне нравится, каким я становлюсь рядом с тобой. И я не хочу уезжать. Пока не хочу.
Почти отчаянные нотки в его голосе приковали ее к месту.
А потом легкое прикосновение пальцев к ее лицу. Ласка, о которой она всегда мечтала. И поцеловал снова. Нежно и медленно, как нечто священное. Но это не она священна. Это ребенок. Она понимала. И уже чувствовала то же самое к жизни, растущей внутри. Она не винила малыша за приступы тошноты, не сожалела о том, что он вообще существует.
И все же что-то не так. Его поцелуи внове для нее. Прикосновения возбуждают, и совсем не так, как она думала. Они уже делали это раньше. Целовались, ласкали друг друга, когда зачали ребенка, но она не помнила ЕГО.
– Дилан, – тихо напомнила она, – мы ведь друзья.
– Но могли быть чем-то большим.
Он нежно прикусил ее нижнюю губу, и взрыв жара раскрутился в животе. Она закрыла глаза, впитывая сладостную пытку, пытаясь сдержать горящий ад, который все нарастал и нарастал.
Жар Дилана стал ее жаром.
Эмма едва заметила, что он уже сидит на диване, а она у него на коленях.
Их языки сплелись в чувственном танце, когда он прижал ее к подушкам дивана. Его губы нашли ее лоб, щеки, подбородок и неспешно двинулись к иссохшим губам. Она изголодалась по нему. И было почти бесполезно пытаться бороться с этим чувством. В ее подростковом воображении, еще до своей славы и удачи, Дилан всегда принадлежал ей. Она поддалась этим чувствам сейчас и застонала, когда его рука скользнула под подол платья и погладила ее бедро, стремясь к той части тела, которая ныла сильнее всего.
