Уловив ее настроение, Дилан сунул ей в руку бумажный платок. Эмма благодарно кивнула, вытерла мокрые глаза и сосредоточилась на экране. На этот раз дело не в гормонах. Всякий раз, когда наблюдала жизнь настоящей семьи, ее беды, радости, любовь и верность, связывающие людей, она понимала, сколько всего ей недоставало в детстве. Хотя она гордилась тем, что это не помешало ей строить жизнь и карьеру, все же только укрепляло решимость искать для себя лучшей жизни. А теперь и для своего ребенка.
Дилан потянулся к ее руке. Эмма глянула на их переплетенные пальцы. Его – загорелые и сильные, ее – тонкие и хрупкие. Какое утешение в том, что они могут сидеть здесь вместе и смотреть кино, держась за руки.
Конец фильма был счастливым, и Дилан снова сжал ее руку, не отпуская. Они оставались в темноте, если не считать желтых, встроенных в пол светильников, освещавших дорожку по комнате.
– Тебе понравилось? – прошептал он.
– Очень.
– Я и не знал, что ты так сентиментальна.
Дилан легонько растирал ее руку круговыми неспешными движениями.
– Только когда речь идет о фильмах.
– Трудно поверить. Ты такая мягкая.
При взгляде в его глаза, растопившие сердце, у нее перехватило дыхание.
– ВЕЗДЕ.
О боже.
Он повернулся и прижался к ней. Его губы находились в дюйме от ее губ.
– Я думал о недавней ночи. Если бы нам не помешали, что случилось бы?
Это был не совсем вопрос. Он не ожидал от нее ответа.
Тут его губы прижались к ее губам. Но он терпеливо ждал ее реакции. Ждал, чтобы она сдалась.
– Дилан.
– Это всего лишь поцелуй, Эм.
В его устах все так просто.
– Не всего лишь поцелуй, – настаивала она, однако не могла отрицать, насколько соблазнительно поцеловать его в ответ, ощутив вкус и вдохнув восхитительный аромат.
– Именно это делают люди, когда встречаются, – прошептал он, почти не отнимая губ.
– Неужели?
Целоваться с Диланом – вещь далеко не ординарная. По крайней мере, для Эммы. Это скорее относится к мечтам и грезам.
– Так и есть. Я хочу, чтобы мы были больше чем друзьями, Эм.
Интересно, почему. Дело в ребенке? Или он каким-то чудом после стольких лет внезапно нашел ее привлекательной и желанной? Вопрос вертелся на кончике языка, но Эмма струсила. Не посмела. Потому что в глубине души знала правду.
Он провел ладонью по ее шее, погладил чувствительное местечко за ухом. Она закрыла глаза от удовольствия и глубоко вздохнула, впитывая ласку. Его нежное прикосновение и сила убеждения не позволяли противиться. Она могла сидеть так часами, не спеша, наслаждаясь тем, что стала единственным объектом его внимания.
– Думаю, мы уже больше чем друзья, Дилан. Я ношу твоего ребенка. Это ставит нас на более высокий, чем дружеский, уровень.
– Может, этого недостаточно, – выдохнул он и притянул ее к себе так, что губы почти соприкасались.
– Может, нам необходимо быть чем-то большим, чем просто друзья.
И он поцеловал ее.
– Что, если этого недостаточно?
Вместо ответа он снова стал целовать ее. Его язык творил чудеса, пока ее тело не налилось теплом. Соски превратились в крошечные камешки. Эмма задыхалась, пытаясь втянуть в себя воздух.
– Это возможно, – настаивал он, вставая и протягивая ей руки. Похоже, очень точно уловил тот момент, когда тело ее предало. Осторожно потянул ее на себя, и она встала, глядя на него в мягком свете.
– Позволь показать тебе.
Дилан мастер обольщения, и то, что он делал с ней сейчас, было мощным доказательством. Он сжал ее лицо, заглянул в глаза и снова поцеловал. Долгим поцелуем. Пока ее сердце не забилось со скоростью мчавшегося по шоссе автомобиля. Пока колени не подогнулись. Пока не заныло местечко в развилке бедер.
Это было слишком много и все же недостаточно. Когда он отстранился, у нее голова пошла кругом. Она хотела большего.
– Это твой выбор, милая Эмма, – сказал он, целуя ее в губы, гладя, допуская вольности, которые она с радостью принимала.
Эмма тихо застонала, когда Дилан коснулся ее груди, и тут же ахнула, когда он сжал ее ягодицы и прижал к своему возбужденному телу так, чтобы не оставалось сомнений в его намерениях.
– Мы можем прогуляться по берегу, чтобы охладиться, – прошептал он, – или подняться в спальню, чтобы разгорячиться. Ты знаешь, чего я хочу. Но я подчинюсь твоему решению, каким бы оно ни было.
Она не могла дышать. Окутанный туманом мозг приказывал тянуть время. Какими бы пылкими ни были поцелуи, Эмма не могла представить, что Дилан хочет заняться с ней любовью. Когда-то это было ее самой безумной мечтой. И хотя они ее уже осуществили, та ночь не отложилась в ее памяти. Да и в его тоже.
– Именно это обычно происходит на твоих первых свиданиях?
Он рассмеялся, обнял ее и крепко сжал, как ребенка, задавшего забавный вопрос.
– Ты знаешь меня, Эм. И понимаешь, что на такое я не способен.
Собственно говоря, не знает. Она никогда не расспрашивала его о способах обольщения. Откуда ей знать, как легко или часто он укладывал своих дам в постель? Он появлялся в таблоидах так часто, что страницами с историями о его похождениях можно было оклеить все стены особняка. Правда, сестра защищала его на всех фронтах. Он даже подал в суд на несколько газет, преступивших границу, и выиграл иски.
Так что, если верить Дилану, его искренне влечет к ней.
– Я никогда не видела твоей спальни, Дилан.
Он улыбнулся и кивнул. Не успела Эмма опомниться, как он подхватил ее на руки и понес из комнаты.
Она обхватила его шею и положила голову на широкое плечо, пока он шагал к дверям спальни. Эмма чувствовала себя легкой как пушинка в его надежных объятиях.
Он толкнул дверь ногой и вошел в огромную комнату с такой же огромной кроватью напротив окон, выходивших на Тихий океан. Сейчас ночное небо освещали только звезды и полумесяц. Но Эмма слышала рев волн и ощущала соленый морской запах, доносившийся через открытую дверь, ведущую на террасу.
Она не была ни в чем уверена, но вожделение и любопытство в этот момент победили остатки здравого смысла. У них это уже случилось. Раньше. Правда, оба сейчас в полном сознании и запомнят все. Это главное. Основное. Дилан, так или иначе, навсегда останется в ее жизни, и она хотела этих воспоминаний. Пусть это безумие, пусть она потом пожалеет, но у нее нет сил, чтобы отказаться от этой ночи.
К тому же она к нему неравнодушна.
Дилан опустил Эмму на пол. Ее тело пылало. Он снял рубашку. Его торс был бронзовым от загара и мускулистым, плечи широкими, на руках бугрились мышцы. Он тяжко работал ради роли спецназовца, и недаром!
