– Я уже отдохнула. И вообще чувствую себя прекрасно. А ты тоже заслуживаешь массажа.
Эмма стояла над плитой, переворачивая оладьи. Тело приятно гудело после вчерашнего массажа, превратившегося в нечто куда более грандиозное, и сейчас она умирала от голода. Выбралась из постели, оставив Дилана спать, и принялась готовить плотный завтрак. Судя по энергии, потраченной вчера на секс, он в этом крайне нуждался.
Когда его руки обняли ее талию, Эмма от неожиданности едва не выпрыгнула из кожи. Она не услышала, как он подошел!
– Доброе утро, – прошептал он, целуя ее в шею.
– Я думала, ты спишь.
– Соскучился по тебе.
Боже, умеет он находить правильные слова!
– Как славно!
– Это ты славная, если готовишь нам завтрак.
– Нам? – хмыкнула она. – Почему ты вообразил, что это тебе?
Он сжал ее, повернул лицом к себе и выключил конфорку.
– Дилан, что ты…
Но он поцелуями заглушил ее жалобы. Потом улыбнулся растопившей сердце улыбкой и утащил Эмму от плиты. Он уже надел то, в чем был вчера. Как ни странно, одежда выглядела на удивление свежей и неизмятой.
Дилан повел ее в зону гостиной. Сердце билось слишком быстро. Что он затеял?
Он повернулся к ней. Лицо было невероятно серьезным.
– Я тут подумал, Эм. Насчет нас.
Она задохнулась. «Нас»?
– Мы с тобой скоро будем родителями. Полагаю, я старомодный парень, когда речь идет о детях, и вижу для нас яркое будущее. Для всех троих. Мы станем семьей, настоящей семьей, и, думаю, ребенок заслуживает лучшего старта в жизни. Это означает, что мать и отец должны его растить вместе. Ты мне очень небезразлична, Эмма. И знаешь это. Нам хорошо вместе, последняя ночь яркое тому доказательство.
Его улыбка дрогнула, и сердце Эммы забилось еще сильнее. Он попытается заставить ее переехать к нему.
– Я больше не собираюсь просить тебя переехать ко мне.
Эмма недоуменно моргнула. Что-то новенькое.
– Не собираешься?
– Нет. Это не решение.
Он заглянул ей в глаза:
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Эмма громко ахнула. Рот сам собой раскрылся.
– Прошу тебя быть моей женой, Эмма. Я много думал и вижу, что для нас троих это самое лучшее решение.
Она отняла руку и принялась переминаться с ноги на ногу.
Внутри все бушевало: безумная смесь эмоций и мыслей.
– Это так неожиданно.
– В самом деле, Эм. Так ли уж странно, что люди, зачавшие ребенка, могут пожениться?
В его устах все просто. Он неравнодушен к ней. И Богу известно, она неравнодушна к нему еще больше. Разве не могут они заставить свои отношения работать, хотя он не сказал слов, которые хочет слышать каждая женщина, когда ей делают предложение? Не клялся в вечной любви, не уверял, что не сможет жить без нее и что его жизнь будет пуста, если она не согласится. Тем не менее Дилан говорил честно, привел вполне резонные причины того, почему это вполне осуществимый план.
Но у нее вдруг возникли сомнения. Дилан Макей – завидный жених, знаменитость, кинозвезда, человек, жизнь которого полна соблазнов. Может она поверить, что он не разобьет ее сердце и душу? Может выйти за человека, который не любит ее?
– Эм, тебе не обязательно давать ответ прямо сейчас. У тебя есть время, – сказал он с нежностью и пониманием. – Обдумай все хорошенько. Я никуда не уйду. Буду здесь.
Очень хотелось сказать «да». Но Эмма не могла принимать поспешных решений. Ей дали луну, но такая ли уж алчность с ее стороны – хотеть и солнце со звездами?
– Дилан, я не могу дать тебе ответ прямо сейчас. Все происходит так быстро!
– Знаю. И не желаю добавлять тебе напряжения. Поверь, я хочу для тебя только лучшего. Но ты должна знать о моих чувствах. Думаю, это верный шаг, хотя я на тебя не давлю. Подожду, когда ты примешь решение.
– Спасибо, я очень это ценю. Ну и что нам теперь делать?
– Ты закончишь готовить мне завтрак. Я проголодался. Да и оладьи выглядят очень аппетитно. А завтра вечером приглашаю к себе на ужин!
Эмма кивнула. Так они снова встречаются с перспективой брака.
Будь что будет. Он сделал предложение. И теперь они вернулись к статус-кво. Мяч, как говорится, на ее стороне. Но как она сможет принять решение? Семейная жизнь ее приемных родителей напоминала крушение поезда. Они постоянно скандалили и дрались, и Эмма часто чувствовала, что виновата во всем. Пряталась под одеялом в дальнем уголке комнаты и затыкала уши, чтобы не слышать ругани, которой они поливали друг друга. Она никогда не хотела, чтобы ее ребенок терпел эту боль и моральную пытку. Неужели и они дойдут до того, что возненавидят друг друга и будут все время ругаться, как ее родители?
Но не менее важно и то, сможет ли она отказать Дилану, сказать «нет» на его предложение? Или, что еще более пугающе, сможет ли позволить себе сказать ему «да», зная, что он ее не любит?
– Звучит идеально, – пробормотала она с искусственной улыбкой.
Потому что лгала Дилану и себе.
В понедельник утром Эмма вошла в офис, поздоровалась с Брук, плюхнулась в кресло за письменным столом и принялась за работу. Она начинала планировать бар-мицва и должна была сделать множество звонков.
Эмма упорно работала, стараясь думать только о деле.
Позже она встретилась с поставщиками, флористом и фотографом, а потом с сознанием исполненного долга вернулась к себе. Однако, несмотря ни на что, весь день была рассеянной, с трудом заставляла себя заниматься делами. Кроме того, сделала несколько ошибок, сообщив поставщику не те даты. Потом пришлось пересчитать расходы, позвонить клиенту с плохими новостями и сказать, что ошиблась. Подобные оплошности никогда не сходят с рук, и ей пришлось предоставить десятипроцентную скидку, чтобы загладить свою вину.
Брук целый день бросала на нее взгляды украдкой, и сколько бы Эмма ни старалась вести себя как обычно, понимала, что не обманула подругу. В довершение ко всему, пока Эммы не было, ей доставили хрустальную вазу с роскошным букетом розовых лилий сорта «старгейзер». Теперь цветы стояли в углу стола и наполняли воздух чудесным благоуханием.
Приложенная записка гласила:
«Просто потому что. Дилан».
Во второй половине дня Брук присела на край стола:
– Привет, Эм.
Губы Эммы дернулись. Она знала, что ее ждет, но отказывалась поднять глаза от монитора.
– И тебе привет.
– Что случилось? Ты целый день какая-то рассеянная.
– Я могу иногда ошибаться, а, Брук?
