Они вышли из кухни и уселись напротив открытой двери.
– Давай рассказывай, – попросила старушка.
– Мне нечего рассказывать.
– Не может быть. У такой молодой хорошенькой девушки должны быть ухажеры.
– Все мое время занято работой.
– Каждый сам создает себе время. Не могу поверить, что ты нигде не бываешь.
– Иногда я хожу на пляж.
Сесилия не отважилась рассказать про бар – она решила, что старушке не понравится, что внучка ее сестры шляется по злачным местам.
– В твоем возрасте я облюбовала для себя пару интересных уголков.
– В этом городе пойти некуда. Здесь такая скукотища, какой нет нигде.
– Тут есть очень любопытные местечки.
– Какие, например?
– Например, Бискайский дворец. Или Коралловый замок.
– Ничего о них не слышала.
– Как-нибудь в выходные я тебе позвоню и мы туда съездим. И имей в виду, – Лоло погрозила пальцем, – я такими обещаниями не бросаюсь.
Полчаса спустя, спускаясь по лестнице, Сесилия снова услышала птичье верещание – Фиделину, по-видимому, освободили из темницы.
Двоюродная бабушка была права. У Сесилии не было никаких причин дичиться и сидеть взаперти. Девушка вспомнила про бар: она ходила туда уже несколько раз, но никогда не танцевала; а ведь там было так темно, что никто бы и не заметил, какая она неуклюжая. К тому же при всех этих шведах и немцах, которые не имеют ни малейшего представления о гуагуанко
[20], она могла бы стать почти что королевой танцплощадки. Однако истории Амалии были просто сказочные, так что, приходя в бар, девушка забывала обо всем.
Сесилия рванула с места.
У нее еще оставалось время, чтобы переодеться и занять позицию за столиком с бокалом мартини. Сердце ее бешено колотилось. На самом деле, какая разница, что она одинока, если все прошлое дожидается ее в памяти знакомой старушки?
Душа моей души
Деревня располагалась неподалеку от Вильяр-дель-Умо, слегка к востоку; это если ехать на Карбонерас со стороны Гуадасона. Место это походило на многие другие, рассеянные по сьерре Куэнки, но при этом было особенным. Жители называли эту деревню Торрелила, хотя это название никак не было связано с полями колокольчиков, которые покрывали отроги хребта и ковром спускались к реке; ничего общего это слово не имело и с цветами шафрана, которого здесь было предостаточно.
Торрелила была обязана своим именем фантастическому существу. По легенде, так звалась русалка, и была она древнее, чем сама деревня: она веками жила в здешнем источнике. Ее называли Мавританка из ручья, и многие уверяли, что ее можно увидеть в ночь на Святого Хуана, когда она покидает свою водную резиденцию и усаживается расчесывать волосы возле полуразрушенной башни. Некоторые старухи полагали, что их русалка состоит в родне с галисийскими морами, которые тоже любят причесываться об эту пору; другие возражали, что она приходится двоюродной сестрой астурийским шанам, обитательницам рек и ручьев, – эти ведь тоже без гребня никуда. Как бы то ни было, русалка из сьерры носила лиловую рубашку, что отличало ее от северных родственниц, предпочитавших белый цвет. Ничего этого Анхела, приехав в Торрелилу, не знала, а если бы и узнала, все равно ни капельки не заинтересовалась бы. И девушка, и ее родители были слишком заняты ремонтом хижины, стоявшей в сотне шагов от дома дяди Пако. Много лет назад это строение служило складом. Теперь солнце проникало в дом прямо сквозь прорехи в крыше, а утренний холод – сквозь разбитые окна.
По счастью, в поле работы в это время года было не много. Побеги едва показались из земли, и требовалось только следить, чтобы сорняки не заглушили всходы. Педро, дядя Пако и еще двое сельчан чинили дом, а женщины тем временем шили покрывала и занавески. За этим занятием жена Пако, толстенькая красноносая крестьянка, просвещала Анхелу насчет местных нравов и обычаев.
– Далеко от тропинок не отходи, – говорила донья Ана. – У нас тут всякая нечисть бродит… И никогда не доверяйся незнакомцам, какими бы безобидными они тебе ни казались! Не повторяй судьбу бедняжки Химены, которая повстречалась с самим дьяволом, когда тот играл на флейте в пещере с картинами, и с тех пор девочка совсем с ума свихнулась…
Анхела слушала родственницу вполуха, ее больше занимал вопрос, что случилось с Мартинико. Домовой не возвращался после того, как они проехали Сьюдад-Энкантада – там они ненадолго остановились отдохнуть, зачарованные красотой тех мест. Область получила свое название благодаря необычным скалам, изрезанным тысячелетними руками воды. Бродить среди них было как оказаться в фантастическом городе или в садах сказочного замка.
Мартинико, который преследовал семью, производя всевозможный шум и ломая ветки, сделался нем как могила, как только вдали завиднелись силуэты этих скал. Анхела подумала, что настырный домовой, по крайней мере, небезразличен к некоторым творениям Господа. А еще через несколько часов дух и вовсе пропал. Девушка не слишком горевала по этому поводу: она решила, что Мартинико обследует какую-нибудь необычную конструкцию – лестницу, спуск или тропинку – из тех, что встречались здесь в изобилии. Только две ночи спустя после приезда в Торрелилу она отметила, что давно не видела Мартинико. Что же, она навсегда от него освободилась? Быть может, это был именно домовой, и теперь он ищет места, где бы обосноваться получше.
– …Но это у нее продолжается всего несколько часов, – рассказывала донья Ана, закончив очередное кружево. – И вот она живет в ожидании какого-нибудь молодца, который придет и освободит ее от чар. А кто сумеет – тот на ней женится и получит великое богатство… некоторые даже говорят, что и вечную жизнь получит.
Анхела не понимала, что рассказывает ей эта женщина – волшебную сказку или местную легенду, но выяснять не хотелось. Ни то ни другое ее не интересовало. Девушка так увлеклась работой, что даже не заметила, что мужчины уже вернулись, а потом мать позвала ее доставать жаркое из печи.
Каждое утро Анхела слышала немые жалобы сьерры, как будто там в горах пульсирует какая-то древняя боль. Вечерами, покончив с работой, девушка выходила побродить по округе в поисках пряных трав для кухни; она брала с собой хлеб, мед и фрукты, чтобы перекусить по дороге. Анхела ступала по едва видным тропкам и растворялась в густо-зеленых зарослях на горном склоне. И вскоре девушка начала ощущать такую же тревогу, какую чувствовала перед появлением Мартинико, однако теперь к ней прибавилась еще и тоска. Возможно, дело было в выжидательном молчании лесов. Или в постоянном, настойчивом и вездесущем шуме, который стучался в ее сердце.
Так прошло несколько недель.
Однажды утром Анхела проснулась раньше обычного и решила отправиться за травами, пока все спят. Всю ночь девушку мучило странное беспокойство, и теперь, когда она взбиралась все выше, туда, где прежде не бывала, сердце ее колотилось часто-часто.
