Потом разберется.
Арей подставил жуку палец и усмехнулся, когда цепкие лапки впились в кожу.
– И брат ваш… скончался…
– Скоропостижно?
– В каком-то смысле. Неудачное покушение. Дефектный артефакт. С магиками случается.
Гость веселился.
И удивительно было, что веселье это раздражало.
– Покушение? – Жук расправил тяжелые надкрылья, загудел. – И на кого же?
– На вашу… невесту… или не вашу? У этой девушки столько женихов… я уж не знаю, кого считать настоящим…
Он замолчал. Жаль, молчания этого хватило не надолго.
– Ты не ревнуешь?
– Нет, – признал очевидное Арей.
– Настолько уверен в себе?
– Не в себе.
Жук полз по пальцу, забираясь выше, к влажноватой ладони, а может, влек его грязный рукав. Помыться бы не мешало… и постирать одежду… и вовсе себя в порядок привести.
Зарос.
И лоб чешется. Зудит… страшное дело – зудит.
– Похвально. Но меж тем не отменяет сказанного… вот, – человек протянул свернутую трубкой грамотку. – Взгляни…
– Что это?
Арей не удержался и поскреб лоб.
Он, может, и отстал от жизни там, в подвале, но не настолько ума лишился, чтоб принимать подарки от незнамо кого.
– Это – грамотка, которая изменит твою жизнь…
– Пафосно звучит.
– Как есть. Клянусь силой, что не причинит она тебе вреда. В доме Ксении Микитичны отыскали…
Что ж, этаким словам можно было поверить… пожалуй, можно было. И Арей грамоту взял. Печать сломана… знакомая такая печать.
Медвежий след в двойном круге.
И крест в нижней четверти.
– Читай, читай…
Арей читал.
И перечитывал.
Подделка? Печать… ничего не значит. Куда она подевалась после смерти отца? И долго ли состряпать бумагу? Нет, не стоит верить…
– У родовых печатей имеется одно интересное свойство… – Тот же мягкий голос заставил Арея бумагу отложить. – Тебе, как магику, надобно знать, что печать по сути своей – родовой артефакт. И воспользоваться им способен лишь тот, в ком есть правильная кровь. Более того, печать не просто передают. Ее связывают с новым владельцем.
Арей покачал головой.
Все одно…
– Твой отец не успел провести обряд. Ни на тебя. Ни на твоего брата. Более того, как ты имел возможность убедиться, он вовсе не собирался передавать ее Игнату…
…слова.
…сказанные. И написанные. Арей знает отцову руку, доводилось читать письма, и грамоты доверительные, когда тот учителей слал, и книги расходные. Отец предпочитал самолично за хозяйством смотреть… и многое иное.
Тот ли почерк?
Тот.
Аккуратный. Крупный. И все ж таки буквы по строке мельчают, вверх идут… у «а» хвост загибается, а «у» скособоченною слегка выходит.
И значит, он и вправду собирался он…
…вольную..
…ему.
…матушке… и не только вольную. Имя… наследство… в равных долях… ему и Игнату… в равных.
– Потому, чтобы воспользоваться печатью тебе… и, скажем, брату твоему, если бы вдруг пришла ему в голову подобная блажь, надобно было бы обратиться к жрецам. Подать челобитную, чтобы царь дозволение дал…
…и выходит, он, Арей, не просто сам по себе, но…
– Так что, боярин, поздравляю… – Гость поклонился, и в том поклоне увиделась издевка.
– Забери, – Арей протянул грамоту.
– Отказываешься?
Арей пожал плечами.
Завещание? Воля последняя? И где она была, когда отца схоронили? Попадись в в руки Ксении Микитичны и отправилась бы в камин. Уж та-то не стала бы рисковать, хранить грамоту столь опасную. А значит, врет гость незваный.
Не у него ли хранилась бумага?
Для чего?
А хоть бы затем, что с грамотой этой и боярыня ласковою станет, прислушается к совету друга, который и не друг вовсе.
– Чужого мне не надобно, – сказал Арей и грамоте позволил на траву упасть.
…а не стало мачехи, бумаге новое применение нашлось. Что она? Сама по себе – ничто. Пусть и настоящая печать, пусть магики царевы сие подтвердят, да только… неужто хватит этого, чтоб Арею и вправду отцовы земли отдали?
Бояре вой поднимут.
Где это видано, чтоб раб беглый… ладно, бывший раб беглый да равным вдруг стал?
– А разве ж чужое? – Гость не спешил грамоту поднимать. – Твое. По крови. По правде. По закону. Скажи, неужто никогда не думал, что так оно было бы справедливо? Что из вас двоих ты старше… ты сильней. Умней. Достойней?
Думал.
Было дело.
Особенно когда Игната впервые увидел. Стоит боярский сын. Кафтан алый, теплый. А поверх – шуба. Шапка высокая. Щеки розовые, пухлые. За теми щеками глаз не видать. Губы блестят, что маслом мазанные. Трясутся, будто вот-вот расплачется…
Вокруг няньки квохчут.
Мамки, кто с пряником, кто с леденцом на палочке, кто с колбаскою… Игнат в шубе преет, скулит, а мамки спешат утешить.
Кисельки свои суют.
Компоты.
Отец, это увидевши, только крякнул.
– Дай бабе волю, – буркнул. И пот со лба отерши – день-то летним был, жарким, добавил: – Ничего, скоро прекращу. А то совсем мальца умучают… тоже мне… болезным уродился… когда то было? Постой тут.
И ушел.
Арей же, глядя на брата, который… нехорош был. И вправду бледный, а по лицу – пятна красные… думал, что неправильно это.
Нечестно!
Слабый он. А разве может слабый наследовать? Разве… нет, это Арей должен боярскую шубу носить. И не кутаться в меха жарою, а так, как отец носит, едва на плечи накинув. Чтоб все видели: от боярин идет и…
– …твое наследство, – говорил человек с усмешкою. – Только твое… всего-то надо – челобитную подать…
– А смысл?
Примут.
И может, чтоб вовсе закон не попирать, дадут чего, кусок малый, огрызок… да только огрызков ему не надобно.
И наследства этого, запоздалого.
Имя?
У него свое будет. Такое, которое сам выберет волею Божини, и уж это имя он своим детям передаст.
– Найдутся люди, которые помогут.
– И что они за помощь попросят? Нет уж, – Арей покачал головой. – Хотели бы помочь, помогли бы раньше. А теперь… я сам по себе.
