– А разве нет? – Люциана Береславовна вздохнула. – Понимаю, что в свете последних событий все выглядит несколько более… драматично, чем оно было на самом деле, но уверяю вас, что мы имеем дело с обыкновенной студенческой выходкой. Безответственной. Бессмысленной. И в то же время относительно безобидной.
– Относительно. – Архип Полуэктович сказал сие так, что я уяснила – безобидного в случившемся не было ни на грошик.
– Божиня милосердная, и ты туда же! – воскликнула Люциана Береславовна. – Да подумай сам… «блаженный сон» был придуман целителями! Целителями! Для облегчения страданий. Для случаев, когда пациента требуется погрузить в крепкий сон, чтобы не испытывал он боли. И как этот сон способен навредить? Да, ваша хваленая студентка застряла в лаборатории, но…
– Почему? – перебил Фрол Аксютович.
– Что?
– Почему, я спрашиваю, получилось так, что она, как ты изволила выразиться, застряла в лаборатории?
– Я приказала всем покинуть помещение…
– Ты не приказать должна была, а проследить, чтобы все учащиеся покинули опасную зону.
Я слушала, затаивши дыхание. Не ведаю, что за чары использовал Елисей, да только, чуется, хвалить за них не станут.
– Эта девица совершенно не способна…
– Люциана!
– Божини ради! Я несколько раз пыталась до нее дозваться! Я требовала уйти, а она… она просто стояла. И что мне было делать?
– Ты у меня спрашиваешь? Ты отвечаешь за них, Люциана! За всех, а не только за особ благородного рождения…
Ох, хуже нет чужие свары слухать, а уж когда из-за тебя свара… хоть ты под пол проваливайся.
– Я понимаю, что ты ее недолюбливаешь… хотя нет. Постой. Не понимаю. Да, Зослава – очень специфическая особа…
– Весьма, – это было произнесено с легким оттенком брезгливости.
– Но она умна. Честна. И…
– Глупа, как гусыня.
– Ты преувеличиваешь.
– Это ты, Фролушка, преуменьшаешь. Она… подобные ей – это какое-то издевательство над самой идеей Акадэмии… да ты только посмотри! Ну какая из нее магичка?! Боевой маг! Квашня деревенская! Да у меня любая дворовая девка может…
– Хватит!
Я ажно присела.
– Довольно, Люци, – произнес Фрол Аксютович, и ныне не кричал, но голос его звучал устало, будто бы надоел ему нынешний спор, а как прекратить его, он не ведает. – Я знаю твое мнение. И по поводу Зославы, и вообще…
– Какое мнение?
– Магия для избранных. Тем, кому повезло родиться в правильной семье. Верно? Поэтому ты раз за разом поднимаешь вопрос квот для студентов простого звания. А уж запрет на поступление для холопов…
– Избавил бы нас от многих проблем. И признай, Фролушка, что одно дело – учить тех, кто обладает какими-никакими базовыми навыками, и совсем другое – людей, едва способных написать свое имя. Да и чему их учить? Как?!
Она говорила с пылом, с жаром, а у меня розовели уши. Нет, видеть того я не видела, но чуяла – вот-вот полыхнут ярко-ярко.
Имя?
Имя я писать умела. И не только его. И пусть держала перья самописные не так ловко, как иные студиозусы, и вправду с малых лет к наукам приученные, но все ж не роняла. Да и читала не по складам.
– Ты ведь понимаешь, что в большинстве случаев время упущено. Что их удел – пяток заученных заклинаний. Даже не заученных, задолбленных намертво, без надежды понять их структуру… что им самим большего не надо.
– И что?
– И то, что исключения бывают, согласна, но тратить время, тратить силы… ресурсы на такую вот дрессировку?! Чего ради? Глупой идеи о равноправии?
Еська хмыкнул, и Елисей, не открывая глаз, показал ему кулак: молчи, мол. Верно, волшба была очень уж тонкою.
– И ты, и Михаил Егорович… вы идеалисты, Фролушка! Вам кажется, что весь мир можно взять и переменить по собственному хотению. Вы в упор не желаете видеть, что перемены эти никому не нужны!
– А что нужно?
– Магики. Сильные магики. С хорошим уровнем подготовки. А не недоучки, которые получают на выпуске такую же грамоту, как действительно знающие специалисты. Подумай о репутации Акадэмии… где выпускники, которыми можно гордиться? Нет… разбредаются по весям… заговаривают землю, скот лечат.
– А тебе бы подвигов.
– Хоть бы и так! – с пылом воскликнула Люциана Береславовна. – И не подвигов, а… думаешь, азары бы глянули на наши земли, если б тут жили настоящие магики?
Не об том беседа пошла, а все одно слушать любопытственно. И совесть нисколько не гложет. Может, разговор энтот и не предназначен для чужих ушей, да только вышло так, что в игры этии высокие меня втянули и супротив воли.
– И ты надеешься вырастить этих настоящих магиков из боярских детей? – Фрол Аксютович не стал скрывать насмешки. – Сама-то ты не идеалистка, Люци? Оглядись! Кто из них, из нынешних, о подвигах помышляет? Кому вообще эти подвиги нужны? Нет, может, твои бояре и писать умеют, и читают споро да не на одном языке, только думают все больше о собственных нуждах и желаниях. Меряются не умением, а тем, чей род знатней, а чей – богаче. И дай таким настоящую силу, что они с нею делать станут? Молчишь? А я скажу. Не будет с этих, позволения сказать, магиков защиты земле, но лишь одно разорение. И не кривись… что, давно стихла боярская грызня? Или не стихла, это я слишком уж понадеялся. Попритихла… но все равно каждый на земли соседа глядит, прикидывая, как бы половчей отхватить кусок-другой. Или людишек переманить… а если не выйдет, так хоть в разорение ввести. Все радость. Что скажешь? Остановят это магики? Или каждый за своим родом станет интересы блюсти.
Еська хотел чего-то сказать, но опомнился, мотнул головою зло и ладонью по колену ляснул. От резкого звука в воздухе зашипело. Егор нахмурился. Елисей заводил руками над пергаментом, спеша выправить волшбу, а Еська виновато втянул голову в плечи да руками развел: мол, тяжко ему молчать.
– Думаешь, холопы лучше? – Голос Люцианы Береславовны звенел от гнева. – Если так, то ты…
– Хватит. – Слово Архипа Полуэктовича упало, словно камень. – Как дети малые, ей богу… значит, ты, Люци, уверена, что это шутка?
– Конечно.
– Дурная шутка…
– Да я же говорю, этот дым целители используют…
– Волчье лыко они тоже используют, – возразил Архип Полуэктович. Он говорил неспешно, растягивая слова. – Только ж обычный человек им потравится…
– Вопрос концентрации… – Люциана Береславовна осеклась, и воцарилось молчание, да такое, что я, признаться, подумала, что развеялась волшба. Но нет, что-то звякнуло, заскрежетало, будто кто мебель двигал.
– Концентрации, значит.
– Это в любом случае лишено смысла! Ваша Зослава… да никому, кроме вас, она не нужна! А студенты… они же как дети… кто-то решил, что будет забавно нанести на мой инструмент сок белодонника… глупая шутка!
