— Для убийств наняли двух наркоманов из мира Вероники. Опустившиеся, отчаявшиеся люди. Последняя стадия, когда за дозу этого зелья человек готов на все. На все, лишь бы получить желаемое.
— Что им мешает его получить? — уточнил император.
— Деньги. Эта жидкость, которую вводят через иглу прямо в вену, стоит очень дорого. На этих одержимых было наложено заклятие — странное, с отсроченным действием. Сделано не просто профессионально, сделано искусно, с поразительной временной точностью. Как только мы приближались — получали труп. За вторым мы ходили следом десять часов — я, Швангау и Милфорд. Пытались сделать так, чтобы убийца достался нам живым.
Я замерла, стараясь даже дышать через раз. Впитывала информацию, стараясь все запомнить, до зуда в пальцах жалея, что у меня нет блокнота и карандаша, как у Джулианы.
— И что в результате? — снова заговорил император.
— Мужчина обезумел, напал еще на одну женщину. Пришлось вмешаться — он погиб.
— Замечательно! Три самых сильных мага десять часов бродили за каким-то отбросом. И ничего!
Командующий Тигверд склонил голову.
— Миледи Вероника, даже не думайте, что сможете опубликовать хоть что-то из того, что услышали, — вспомнил обо мне император.
— Странно, — посмотрела я на него повнимательнее, — я вас в таком настроении еще не видела. Я могу вам помочь?
Он рассмеялся. Невесело, но рассмеялся.
— Что? — обиженно посмотрела я на него.
— Этот вопрос обычно задаю я. Но никак не мне…
— Вас это оскорбляет?
— Нет. Нисколько. Просто… Необычно. Но приятно. Тем не менее это не отменяет моего решения — информация секретная.
— Вот и зря! — не промолчала я.
— Почему?
— Потому что ваш народ пытаются убедить в том, что власти бездействуют. Что справедливость никому не нужна. Что за простых людей никто не вступится!
— И что же мне — тирану и сатрапу — делать? — язвительно откликнулся император.
— Поговорите с людьми.
— По площадям пройтись?
— Можно, конечно. Но проще — собрать журналистов. И дать им аккуратную, отредактированную версию того, что происходит.
Император замолчал, раздумывая.
— И кто будет давать эту… «версию»?
— Ну хотя бы Ричард.
Любимый скривился.
— И Денис, — сдала я бывшего студента.
— И тогда основные вопросы будут вертеться вокруг того, почему на пост начальника Уголовного розыска был назначен пришлый. Из другого мира. Не аристократ, — проговорил, особенно ни к кому не обращаясь, Фредерик.
— Да еще и мой знакомый, — опечалилась я.
— Пусть скажет, что убийства произошли потому, что кто-то хочет дискредитировать службу, которую он пытается сделать образцово-показательной, — предложил Ричард.
Теперь поморщилась я.
— Что вас смущает в подобном варианте? — быстро спросил император.
— Денис — не оратор. И я не знаю, как он поведет себя, если начнут задавать провокационные вопросы.
Император рассмеялся:
— Вы не представляете еще, насколько в таких ситуациях Ричард — не оратор!
— Я просто скажу правду, — отрезал его старший сын. — И о том, что военные порвут этих тварей на кусочки, когда найдут. И о том, что я распорядился провести совместную операцию с Уголовным розыском. Скажу, что если газеты продолжат печатать чушь, то разделят судьбу редакции, пострадавшей от возмущенной общественности.
Император расхохотался.
— Назвать военных, которые отправились громить редакцию и типографию, возмущенной общественностью… М-да, сын мой, у вас отменное чувство юмора.
— Какое есть!
— Жаль, миледи Вероника, что нельзя выставить отвечать на вопросы журналистов вас — я бы даже не волновался. Разве что за них, слегка.
— Вот спасибо…
— Не в том плане. Просто Ричард наверняка бы вел список неудачных вопросов и особенно отмечал бы не понравившихся ему деятелей. Кто-нибудь бы пострадал наверняка.
— А давайте отрепетируем? Послезавтра. Натравим на Ричарда и Дениса наших — Джулиану, Наташу, госпожу Журавлеву…
— На женщин они так не отреагируют. Воспитание… Надо мужчину. Причем такого, кто будет их провоцировать.
— Тогда журналистов «Имперской правды» подтянем.
— А почему послезавтра? — спросил Ричард.
— Потому что завтра Джулиана пойдет в приют, а я составлю ей компанию.
— У миледи Вероники, — язвительно сказал Фредерик, — газета печатается в четверг ночью. И рано утром в пятницу продается. Вот она и будет…
— Впереди планеты всей! — гордо сказала я.
На самом деле я забыла про этот нюанс. Но если его величество убежден в моем изысканном коварстве — кто я такая, чтобы с ним спорить?
Глава 12
В приют в конечном итоге мы отправились расширенным составом. К нам присоединилась еще и моя мама.
— Засиделась я в редакции, — сказала она. — Надо прогуляться, тем более что я сегодня своим указом объявила в издательстве выходной.
Вот так мы и шли по улицам столицы империи, любуясь утопающими в пене цветущих садов роскошными особняками, расположенными по соседству.
Правда, перейдя через мост, мы обнаружили, что на той стороне реки дома стали больше многоэтажными, а сады уже примыкали не к каждому дому. Но все равно — зелени было много, а в архитектуре господствовал ампир.
Свернув в переулок Волшебных кошек, где нынче жила Джулиана, мы обнаружили, что художница уже сама идет нам навстречу.
Получасовая прогулка, и мы достигли нашей цели — храма Четырех стихий, при котором размещался городской приют.
Надо отметить, что народ в империи — в большинстве своем — был весьма не религиозный. Как я поняла, о вере вспоминали или по большим праздникам, или по большой нужде. И, конечно, чтобы зарегистрировать гражданское состояние. Рождение, смерть, брак…
Еще при храмах были приюты и богадельни.
— Только не думайте, — говорила нам жена настоятеля храма матушка Гриммс, которая и выполняла функции начальницы приюта, — у нас очень редко отказываются от детей. Если гибнут родители, практически всегда ребенка забирают родственники. Или сослуживцы — когда речь идет о военных. У нас оказываются… незаконнорожденные.
И это слово прозвучало в ее устах как-то… с извинением, что ли. Словно она, в высшей степени приличная дама, вынуждена была грязно выругаться. В присутствии таких же точно приличных дам.
Вообще матушка Гриммс — доброжелательная, кругленькая, уютная, излишне суетливая, в кружевном чепце и фартуке какого-то истово-белого цвета — производила самое благоприятное впечатление. Глядя на нее сразу становилось понятно: все что можно для детей сделано.
