— Конечно.
— Меньше знаете — крепче спите…
— Главное, чтобы потом не встретилась такая девочка, что обитает в приюте с ребенком. И не сказала: «Возьмите, это ваше».
— А вот что вы сделаете, если скажет?
— Урою молодого отца.
— Это само собой. А с малышом? Хотя… Вы даже щенка выскочили из-под колес вытаскивать. И по поводу чужого ребенка переживаете.
— Это плохо? — фыркнула я.
— Главное, чтобы никто не начал вашей добротой пользоваться. Хотя… из тех, кому вы бросились помогать, нет ни одного недостойного человека. Или животного. У вас удивительная интуиция, Вероника. Это дар. Дар, столь необходимый первой даме империи.
— А что делать с приютами?
— Не все так просто, к сожалению. Если вы возьметесь опекать детей из приютов, продавливая именно для них возможность образования и карьеры в границах империи, то у нас будет массовый приток детей в эти самые приюты, — скептически заметил его величество. — Подумайте сами: зачем тогда небогатым семьям тянуться? Зачем матерям, у которых погибли или умерли мужья, работать на нескольких работах, чтобы дать образование детям, если есть добрая вы? А еще — щедрый я. И получается, что ребенок какой-нибудь проститутки, которого она подкинула, как котенка, будет лучше пристроен, чем, скажем, сын или дочь крестьянина.
— И что делать?
— По крайней мере, не судить о том, как мы решаем проблему с сиротами, посетив только один приют, не поговорив толком ни с детьми, ни со взрослыми, которые там по много лет работают, — достаточно резко ответил император.
Я задумалась. В чем-то он был прав. В чем-то не замечал проблемы, потому что привык думать, что все в порядке.
— Вы обиделись? — обеспокоенно спросил у меня Фредерик.
— С чего вдруг? — удивленно посмотрела я на него. — У меня просто есть мысль, и я ее думаю.
— И что надумали?
— Что я не видела полной картины. А для того, чтобы что-то предпринимать, надо понять, что происходит.
— Вот именно, — улыбнулся Фредерик.
— Только я вспомнила сейчас старый-старый фильм про учительницу. Она попала в деревенскую школу и познакомилась с мальчиком-сиротой потрясающего ума и таланта. Она возилась с ним как со своим собственным и в один момент пыталась пристроить в хорошую школу, чтобы дать ему возможность стать кем-то.
— И что из этого вышло?
— А ничего. Никому этот ребенок оказался не нужен. Там еще один из попечителей рисовал, пока мальчик блестяще отвечал.
— И что он рисовал?
— Этого мальчика в виде пастушка, выпасающего коров.
— В смысле — знай свое место?
— Именно так.
Император рассмеялся. Весело так. Тут уж я нахмурилась — я, конечно, особа самокритичная. Наверное. Но когда над тобой потешаются, да еще так жизнерадостно и задорно, начинаешь ощущать себя как-то странно.
— Не злитесь, — попросил его величество сквозь смех.
— Буду.
— Пожалуйста…
— Я не понимаю, чем вас так рассмешила?
— Просто я радуюсь, когда вас вижу. Вы — как глоток свежего воздуха.
— Так что писать в официальной биографии Брэндона? — Про луч солнца в темном царстве, тьфу… про глоток воздуха в империи мне ни говорить, ни слушать как-то не хотелось.
— Завтра вам секретарь доставит необходимую информацию. И когда сверстаете первый номер журнала — сначала мне на стол.
— Слушаюсь, ваше величество, — поклонилась я.
— Вероника! — поморщился император.
— Фредерик!
— А теперь вы позволите вас проводить обратно? Меня, к сожалению, ждут дела.
Мы в молчании дошли до аудитории, где были мои сотрудники и мама. Фредерик открыл передо мной дверь, улыбнулся, хлопок портала — и он исчез.
— Давайте продолжим, — проговорила я, стремительно врываясь в аудиторию. Дел было много: начать печатать новости из провинций, потом…
Но не успела я сделать шаг, как поняла, что меня затягивает в марево кем-то выстроенного портала. Я рванулась изо всех сил прочь, зачерпнула силы в перстне… Но не успела.
Миг — и я стою на какой-то практически ровной каменной площадке. Огляделась. Вокруг скалы, настолько высокие, что их практически задевают проплывающие мимо равнодушные пышные облака.
Поняла, что дышать тяжело и что мне дико холодно. Кто-то накинул мне на плечи тяжелый плащ с меховым подбоем и стремительно отступил назад, словно не желая дотрагиваться.
Сделала шаг вперед и просто споткнулась о синий яростный взгляд графа Троубриджа.
— Вы? — обалдело выдохнула я. Вот уж кого-кого, а этого потомка аристократического рода я бы никогда не заподозрила в том, что он меня может похитить.
— Какого цвета глаза у ребенка? — Голос аристократа был тихим, но от этого не менее яростным.
— Что? — взвилась я.
— Отвечайте на мой вопрос! — приказали мне.
— С чего вы мне задаете подобные вопросы, милорд? — О… мои злобные ноты вполне могли соперничать с его яростными. А страха… Страха как не бывало. Вот ведь странно: марево неизвестно чьего портала меня действительно напугало. А вот вид разъяренного мужчины, который был намного сильнее меня, вызвал лишь гнев… Нет, все-таки я ненормальная…
— Миледи Вероника… Я повторяю свой вопрос: какого цвета глаза у ребенка бывшей экономки принца Тигверда?
— Как вы посмели меня выкрасть?
— У меня не было выхода… — на мгновение опустил глаза граф, но потом опять посмотрел на меня. Я увидела беспощадность и отчаяние.
Мне бы замолчать или начать сотрудничать с ним, но испуг на меня всегда влияет как-то неправильно. Я, когда пугаюсь, становлюсь агрессивной и очень разговорчивой. Вот и теперь, умом понимая, что надо бы закрыть рот, я не могла этого сделать.
— Послушайте, у меня есть повод относится к вам плохо… Вы же не думаете, что я забыла, как вы попытались…
— Можно подумать, вам впервой обслуживать мужчин. — Темно-синее презрение пополам с бешенством клубилось в его глазах. — Для безродной подстилки с тремя внебрачными детьми вы слишком обидчивы. Или я своими поползновениями мог вам помешать поймать крупную рыбу — сына императора, а потом и его самого?
Я вдохнула, чтобы сказать молодому уродцу что-нибудь гадкое… или сразу — матерное. Но что-то меня остановило. И у меня вырвались совсем другие слова:
— Мне жаль вас.
Граф Троубридж уставился на меня в полнейшем изумлении.
— Что? — только и смог сказать он.
— Вы — молодой, красивый, влиятельный. У вас впереди — вся жизнь. Отчего же вы так злы на мир? Кто сделал вас таким несчастным? Почему вы отыгрываетесь на мне, на женщине, которая ничего плохого вам не сделала?
