Она радостно улыбнулась, а я выдохнула с облегчением: Наташа не знала, какой опасности подверглись все, кто жил в столице, а особенно во дворце. И, следовательно, не была этим напугана.
— Может, вы рожаете? — тихонько спросила я. То ли у нее, то ли у императора.
Фредерик, услышав мои слова, как-то резко побледнел.
— Я слышу, что у ребенка сердце бьется ясно… — пробормотал он. — И боли от него не исходит.
— Да вроде недели полторы еще оставалось… — недоумевающе посмотрела на меня Наташа. И добавила растерянно: — Ирвин сказал.
— Ага… Права не имеете. Старший приказал, — хихикнула я.
Тут мы расхохотались уже обе. Император посмотрел на нас… снисходительно так, как на полных дурочек.
— Это из кино, — пояснила Наташа. — «Место встречи изменить нельзя».
— Все хочу посмотреть ваши фильмы, — заметил император. — Ричард хвалил какой-то нарисованный фильм.
— Да… — улыбнулась я. — Это мы «Геркулеса» смотрели.
Мы уже и поговорили за жизнь, и чаю с булочками выпили. Я время от времени посматривала на часы — поняла, что сначала Наташу терзали схватки с периодичностью в двадцать минут, а потом — часа через два — стали чаще. И интенсивнее.
Фредерик был нежен.
Это было удивительно. И то, как маленькая ладошка Наташи доверчиво лежала в его огромной руке. И то, как он время от времени проводил кончиками пальцев по ее волосам. И то, как он ее отвлекал от дурных мыслей — заговаривал, смешил… И то, как он брал на себя часть ее боли. Время от времени мне казалось, что я ее тоже чувствую. Физически.
А Ирвина все не было и не было. И я даже догадывалась почему. Как глава целителей он руководил ликвидацией последствий теракта в Норверде, куда, собственно, и были стянуты все службы. Либо в данный момент все были заняты, либо — за это я переживала даже больше — Ирвин пытался обеззаразить себя, чтобы не нанести вреда роженице.
В любом случае Наташа — понятное дело, ей никто ничего не рассказал о трагедии в столице Северной провинции — уже стала нервничать.
Я выразительно поглядывала на императора. А он был спокоен и торжественен. Как слон.
— Может быть, вы пойдете отдохнуть? — обратился он ко мне.
— Мне будет спокойнее, если я останусь с вами, — отрицательно покачала я головой.
— А то, что ко мне не идут целители, — это нормально? — решилась на вопрос Наташа.
— Понимаете, — улыбнулся император, — вы — пациент Ирвина. И он вас чувствует. Изменение состояния, даже сердцебиения. Он уверен, что и с вами, и с ребенком все в порядке. Схватки, по его мнению, продлятся до утра. И тогда он придет. Просто у него на руках много раненых. Единственно, он ругается, что вы никого не позвали. Нашему целителю и в голову не могло прийти, что вы не вызовете хотя бы слуг. А будете терпеть и ждать. Он просил передать, чтобы больше вы так не делали.
Наташа покраснела:
— Мне неловко, что я вас побеспокоила.
— Пустяки. Во многом вы оказались в империи из-за моих решений, поэтому я чувствую ответственность. Не говоря уже о симпатии и желании помочь.
— Но… Вы же заняты не меньше, чем целители. И вам надо отдохнуть. Может, действительно вызвать слуг?
— Вы про то, что я не должен находиться с вами рядом, так как я не являюсь вашим родственником?
Голос Фредерика стал звучать глухо. Мы с Наташей уставились на него с одинаковым изумлением.
— Вот уж что мне в голову не приходило, — проворчала она.
Император улыбнулся.
— Вы знаете, для меня это впервые. Вообще-то у нас перед родами — до прихода целителей — с женщиной находится муж. Эти часы считаются благословлением Стихий и дают мужчине и женщине даже большее единение, чем… процесс зачатия ребенка. С матерью Ричарда меня не было рядом. Я никогда себе не смогу простить, что… Опять же дал себя уговорить. Мы не были женаты…
Это он пояснил в ответ на вопросительный взгляд Наташи.
— А Брэндон? — не сдержалась я.
— Его мать меня прогнала, — криво усмехнулся император. — Мы с ней даже в такой ситуации умудрились поругаться.
— М-да… — улыбнулась Наташа. — А я думала, это у меня в личной жизни проблемы…
— Наверное, мы просто не ценим любимых, которые оказываются рядом, — выдохнул император. — Либо цепляемся за тех, кто не нужен нам. И кому не нужны мы…
— Понимать бы еще, как этого избежать, — на мгновение прикрыла глаза Наташа. — Чтобы потом не оказалось, что кому-то не нужна не только ты, но и твой еще не родившийся ребенок.
— Так, — распорядилась я. — Хватит меланхолии! Жизнь — справедливая штука. Пусть жалеют те, с кем мы не остались! Только позитив!!! И вообще — надо пробраться на кухню и раздобыть чего-нибудь вкусненького и сладенького. Да и мяска хочется.
Фредерик рассмеялся. Через мгновение к его басу присоединился звонкий голос Наташи.
В этот момент дверь в комнаты громыхнула так, что мне показалось, что ее выбили вместе с частью стены. Послышались быстрые шаги, и я поняла, что сейчас распахнется дверь в Наташину спальню.
Император прыгнул вперед, к самой двери, загораживая нас с Наташей. На кончиках его пальцев замерцали бьющие по глазам алые искры какого-то убийственного заклинания. Еще через мгновение в спальню галантно постучали…
— Простите меня… Я почувствовал… Могу я узнать, что происходит?
— Ричард! Напугал, — проворчал император.
Он сделал шаг в сторону, и Ричард увидел и меня, и Наташу, которая подрагивала от пережитого ужаса и снова стала стонать от боли. Видимо, схватки пошли непрерывными волнами.
Ричард уставился на нее. Потом перевел взгляд на меня. Потом на отца. Я первый раз увидела, как командующий Тигверд краснеет.
Фредерик, не обращая на сына внимания, снова уселся рядом с Наташей и взял ее за руку.
— Мы пойдем на кухню, принесем всем чего-нибудь, — поднялась я, подошла к Ричарду. — Командующий Тигверд, вы составите мне компанию?
Старший сын императора перевел взгляд на Наташу, поклонился и тихо сказал:
— Простите.
Я взяла его за руку и потащила прочь из спальни.
— Ника, — раздался у меня за спиной голос Наташи. — А сок апельсиновый… можно?
Мы втроем ответили слаженным хором:
— Конечно!
Главнокомандующий имперских вооруженных сил прекрасно орудовал ножом и ловко чистил апельсины. Кроме того, посматривал он на меня взглядом крайне выразительным.
Я улыбалась про себя. Нет, формально все было очень достойно: в спальню к роженице не ворвались полки с развевающимися знаменами и Ричард не спалил собственного отца и меня вместе с ним в припадке бешеной ревности. Раньше он именно так бы и поступил. Он тихонько постучался, извинился. А что примчался — так беспокоился человек… И все-таки что-то внутри, где-то очень глубоко, подсказывало, что не так все было просто и радужно. И что обидеться все-таки стоит. Но… очень не хотелось…
