Во-вторых, с писательницы исчезли очки. При этом Наташа не щурилась и не натыкалась на углы. Может, Ирвин постарался? В-третьих — куда-то исчезли ярко-желтый и розовый — цвета, в которые так любила наряжаться писательница! Теперь только белый, бежевый, иногда — кофе с молоком. Все это ей невероятно шло: она была прелестна и источала такое количество любви к дочке и всему миру, что через пять минут ты и сам начинал светиться от счастья. Видимо, это состояние так понравилось Фредерику, что подобные визиты стали занимать почти… Да что уж там! Последние несколько дней все, абсолютно все его время!
— К Брэндону, — не поддался на наши умоляющие взгляды император.
И я удалилась, слыша, как Фредерик стал расспрашивать Наташу о ее новом романе.
С трагедии в Норверде прошла неделя. Брэндон и Джулиана пытались понять, что же с ними происходит, и научиться с этим жить. Получалось… плохо. Проще Флоризеля грандис научить танцевать… Детей было жалко. Но я понимала, что сделать ничего нельзя — им отчаянно мешала молодость. А этот недостаток проходит быстро и без внешнего вмешательства. Подождем.
На самом деле мне было жаль наследника. Брэндон был замученным и бледным. Он управлял империей. Хотелось покормить, потрепать его по голове — как Флоризеля. И пожалеть. С другой стороны, он так меня сегодня взбесил вместе с его отцом, императором, что очень хотелось этими листами, свернутыми в трубочку, надавать им по голове. И поставить представителей августейшего семейства в угол.
Характер у наследника, понимаешь ли… Личная драма… Устроить бунт самому, довести до бунта отца-императора — и все это во время уже откровенной войны. И получить отказ от любимой девушки. Джулиана отказалась выходить замуж.
Но сегодня Брэндон, чутко уловив мой настрой, просто подписал разрешение на выпуск журнала. Хотя и поморщился, рассматривая себя, любимого, на страницах.
— Спасибо, ваше высочество, — прижала я руки к груди.
Он только грустно улыбнулся.
Наконец номер журнала был полностью готов к печати, и я могла позволить себе немного отдохнуть, тем более что Ричард обещал освободиться пораньше.
— Наконец-то! — обнял он меня.
Все закружилось, настолько ярко я почувствовала его рядом…
— Ты можешь закрыть дверь, чтобы сюда никто не зашел?
Надо же, этот хриплый голос — мой.
— Ника… — Его руки привычно стали рвать шнуровку платья.
Я замурлыкала от предвкушения… Но тут он стал невозможно нежен. Аккуратен в каждом движении.
— Ричард! — возмутилась я. Мне хотелось сносящего сознания взрыва — такого, какой был, когда мы в первый раз позволили себе забыть обо всем, кроме друг друга.
— Что? — Если бы в его глазах не плясало пламя, я бы даже поверила, что он ничего не понял. — Ай!
Это я его укусила за плечо. И для понятливости, и за то, что делал вид, что мои эмоции считывать не умеет.
Ричард на мгновение задумался — это было настолько видно, что я даже хихикнула.
И все завертелось — как тогда, в первый раз…
Мы почти заснули, как вдруг Ричард вскочил с кровати и стал торопливо одеваться:
— Там же мальчишки шашлык затеяли в честь твоего визита! Нас ждут давно!
— Шашлык? — зевнула я.
— Пауль идею о маринованном и запеченном мясе в массы кадетов продвинул качественно. А еще они пекут картофель в углях. Тоже под его руководством.
— Пионеры… — покачала головой я. — Аристократы, а лица после ужина в золе?!
— Но вкусно как! Преподавателей тоже угощали.
— Побудешь моей камеристкой? — Я поднялась и отправилась в гардеробную.
— Это, безусловно, вызов… — Ричард мгновенно оказался на ногах и прижался к моей обнаженной спине, — но я смогу.
Мы быстро оделись, и ненаследный принц открыл портал.
Вечер. Теплый ветер с моря. Запах соли и счастья. Огромная кровавая планета, шипя, опускается в ультрамариновые волны, растекаясь причудливым пятном. Будто большая ложка варенья в манной каше.
Можно любоваться закатом или следить, как по небольшому пляжу носятся два щенка — Флоризель и Анук-Чи Рэма.
— Видишь, где Рэм? — восхищенно спросил Ричард.
— Вон там, у костра. — Я вопросительно посмотрела на любимого.
— Он стоит у костра, а его Анук-Чи играет с Флоризелем на пляже! Это очень большое расстояние. Рэм — очень сильный.
— А ты? Ты можешь сделать так, чтобы огненный конь ускакал от тебя далеко?
— На такое большое расстояние? Не знаю, не пробовал. Замерзла? — Ричард улыбнулся, и сзади меня возник огненный конь. Стало тепло, светло и… хорошо. Я оглянулась — очертания крепости завораживали…
Ричард улыбнулся.
— Что?
— Ничего… Просто я нисколько не сомневался, что закату ты предпочтешь крепость!
— Ну… — Я улыбнулась.
— Пойдем. Нас ждут. — Ричард помог мне подняться, и мы двинулись к костру.
Мясо так вкусно пахло! Было даже легкое вино, которое мальчишки пригубили с таким снисхождением, что стало ясно — и что покрепче им уже давно не впервой…
Тихо шептались волны, где-то вдалеке лаял Флоризель, позвякивали шпаги: Рэм с Пашкой разминались, Ричард давал какие-то наставления. Я прикрыла глаза.
Наверное, я задремала, потому что голос Ричарда вдруг зазвучал совсем рядом:
— Ника, любимая… Дай руку — пойдем… Пойдем со мной!
Я открыла глаза, посмотрела в черные с алыми искорками глаза. Палец обожгло болью. Я привычно поморщилась, но уже вложила свою руку в руку Ричарда. Он рванул с такой силой, что я споткнулась о камень и упала, разбив коленку.
— Ричард! — Боль отрезвила, взгляд упал на пляж. Ричард фехтует с Рэмом и Пашкой. Двое на одного…
Как в замедленной съемке ко мне несется золотой песчаный щенок. Не успевает… Лай Флоризеля. Вспышка огня. Крик Пашки:
— Мама!
— Ника!
— Ричард!
* * *
Мне снился сон. И это была моя собственная свадьба.
Меня ведут в Храм Стихий — мрачный и величественный. Огромные витражи под самым куполом, сквозь которые с трудом просачивается свет, окрашиваясь в четыре цвета стихий: алый, синий, золотой и серебряный. Четыре жертвенника — по числу стихий. Алыми всполохами танцует огонь, отражаясь в зеркале огромной чаши, наполненной синей водой, золотом вспыхивает земля, мерцает серебром воздух.
Народу в храме собралось огромное количество. Я пытаюсь найти взглядом близких мне людей. Вот мама — какая-то она потерянная. Рядом с ней император Фредерик. Он выглядит довольным и абсолютно счастливым. Они сидят в первом ряду — около алтарей. Рядом — Брэндон и Джулиана. Джулиана почему-то плачет и смотрит мне прямо в глаза…
