Враг продолжал наступать.
— Пли! — надрывно кричал Толбузин.
Падали маньчжурские воины, сраженные свинцом, но на их место вставали другие.
— Гляньте! Гляньте! Они обходят нас с севера!
— С востока тоже прут!
— Не только оттуда! Вон у западной стены уже появились!
— Тучи… Ей-богу, тучи! — перекрестился старый казак Прокл Былин.
— Пли!
— Эх, не пропадать же!.. — закричал кто-то из десятников. — В сабли — и вперед!..
Рев, стоны, проклятия… Пылали вокруг соломенные крыши, заполоняя пространство едким дымом.
— Обложили, дьяволы, крепость, — наблюдая сверху за боем, вслух проговорил воевода. — Устоим ли?
— Устоим, Ляксей Ларионыч! Чего, мы не казаки? — неожиданно послышалось за его спиной. Обернулся — Федор Опарин. Глаза горят, а в руках сабля на солнце сверкает.
Толбузин никак не ожидал такого расклада.
— Ты с ума сошел? Говорю, кто дозволил тебе яму покинуть? — быстро совладав с собой, закричал он на бывалого казака.
— Кто? Видно, сам Бог так распорядился! — усмехнулся казак. — Не могу в яме сидеть, когда вокруг такое творится!
…Выбраться из темницы ему помог случай. Когда маньчжурская артиллерия нанесла первый удар, в крепости началась паника. Все кричат, куда-то бегут, а куда бегут, и сами не знают.
— Эй, браток! Ты б выпустил меня! Не помирать же мне в яме! — позвал стражника Федор, а того и след простыл. То ли накрыло зарядом, а может, просто испугался и вместе со всеми помчался искать укрытие. Вон сколько понарыли, и них хоронились.
Стал думать, что делать. Тут, на счастье Опарина, мимо пробегала какая-то баба. Услышав призывный голос Федора, подошла к краю ямы и заглянула в нее.
— Ба! Да тут человек!.. — всплеснула она руками. — Как же ты туда попал, милок? — удивилась она.
Федор сразу понял, что баба совсем не албазинская, так как задала ему глупый вопрос.
— Понимаешь, в суматохе оступился, упал! — соврал казак. — Ты давай-ка, милая, найди веревку… Без нее мне никак отсюда не выбраться. Видишь, какая глубокая яма?
— Да вижу, вижу… Как ты только, горемычный, не разбился?.. — покачала головой женщина.
— Так ведь сам удивляюсь! — продолжал врать казак. — Давай, тащи веревку, а не то я пропаду здесь.
— Где я сейчас ее найду? Не видишь, что творится вокруг? Нет, я пойду. Не ровен час, убить могут… — задумчиво сказала женщина.
Федор в отчаянии.
— Не спеши! — попросил он. — Сперва оглядись вокруг. Вдруг где увидишь! В телеге, к примеру.
— Если и увижу, то что?
— Мужики — народ припасливый. В любой телеге топор с веревкой найдешь. Давай, милая, давай! Мочи нет терпеть…
Баба исчезла, но скоро появилась с толстой пеньковой веревкой.
— Я тебе говорил! — обрадовался Федор. — Ты один конец к чему-нибудь привяжи, а другой мне сбрось.
— Так я к колесу телеги и привяжу! — сообразила женщина.
— Вот и умница. Давай, давай, поторопись! Говорю, мочи нет сидеть здесь! — печально проговорил Федор.
Потом Опарин взял у убитого казака саблю и бросился наверх.
Там уже небу жарко! Его товарищи из последних сил пытались сдержать врага, а те под прикрытием своей артиллерии все лезли и лезли на стены. Их встречали огнем казаки. Те падали, но им на смену шла другая волна. Кровь, вопли, стоны, негромкие проклятия в сторону врага, срывающиеся с губ, и умирающие от ран казаки.
Мужчины с легкими ранениями и не думали покидать стены, тяжелых же забирали девки и бабы. Они тащили их вниз, перевязывали раны и прятали в укрытия. Другие женщины продолжали поддерживать костры, на которых варилась смола.
— Ты, Дунька, посиди здесь, а я на стену сбегаю, — сказала подруге Любашка. — У меня на сердце что-то тяжело, ведь Захарки моего давно не видать. То все время бегал за смолой, а тут вдруг пропал.
— Может, убили уже? — поправляя на голове платок, произнесла Дунька, дебелая бабенка с красными щеками.
— Типун тебе на язык! — послышался резкий ответ Любы.
Поднявшись по сходням наверх, Любашка застала страшную картину. Здесь, на самом гребне крепостного вала, шла кровавая сеча. Не в силах больше сдерживать противника, казаки дали слабину, и вот уже на крепостных стенах с мечами в руках появились первые узкоглазые ратники. Загудели железом доспехи воинов, зазвенели клинки, заревели в отчаянном приступе казаки.
— Эх, зараза!.. Бей их, братцы, бей проклятых! Бей, не жалей!.. За Русь-матушку, за детишек наших малых!
— Давай, товарищи мои, поднатужимся, сбросим этих нехристей со стен! — раздался знакомый лихой крик.
— Федор! Опарин! Откуда? — понеслось со всех сторон.
— Оттуда! — весело воскликнул казак и ринулся в гущу боя. Лет немало, да и силенки не те, но дрался он так, что и любому молодому завидно бы стало.
— Получай, подлюга! — первым же ударом снес он голову попавшемуся ему под руку высокому могучему маньчжуру. — Ты тоже получи свое! — опрокинул Федор Опарин наземь другого. Потом уже все смешалось, и у Любашки от этой круговерти зарябило в глазах.
— Захарка! — закричала она. — Где ты, окаянный?
— Здесь я, здесь! — неожиданно услышала она надрывный голос мужа. Глянула туда, где находилась ближняя к лесу сторожевая башня, и ахнула. Взяв в руки тяжелую палку, ее мужик из последних сил отбивался от окруживших его пятерых маньчжуров. Те отчаянно махали мечами, но подойти к страшному в своей ярости молодому бородачу не решались.
— Петруша! — увидев неподалеку своего бывшего возлюбленного, который вместе с товарищами пытался сдержать натиск наседавшего врага, позвала она его. — Ты б помог Захарке! — умоляюще попросила она. — Вон, глянь — они сейчас, не приведи Господь, его убьют!
Петра не надо было долго упрашивать. Вытерев о рукав кафтана окровавленный клинок, он бросился на помощь своему бывшему сопернику. Несколько мощных ударов, и вот уже бездыханные тела маньчжуров лежат у его ног. Воспрявший духом Захарка хотел сначала поблагодарить своего спасителя, но струсил и, что-то пробурчав, сжал покрепче ослопину, ринувшись навстречу врагу.
«Смотри, какой храбрец! — подивился Петр. — Я-то думал, он только и может гурьбой на одного»…
Повернул голову и увидел благодарную Любашкину улыбку. «Ладно, чего уж тут!» — махнул он рукой. Небось Захарка тоже пришел бы на помощь…
…Уже несколько часов длился бой, но маньчжурам все никак не удавалось овладеть крепостью, несмотря на их упорство и значительное превосходство в живой и огневой силе.
— Какой позор! — выговаривал своим военачальникам Лантань. — Почему мы до сих пор не взяли эту проклятую крепость? Наши воины разучились воевать?
