— Верно, — задумчиво произнес казак. — Значит, на будущей неделе и поеду. Заначка у меня кое-какая есть, на подарки да платья хватит.
— Шубу бы Катерине какую купил. Ведь с Михайлова дня, говорят, зима начинается, а у нее она старенькая. Нельзя в такой невесте под венец… — не забыла напомнить мужу Пелагея.
Свадьбу играли в сборной избе, чтобы можно было вместить всех приглашенных. Хотя и здесь от обилия гостей трещали стены, поэтому хороводиться и плясать выходили на улицу.
Все шло согласно чину: выкуп, повенчанье, величанье молодых после венца, вскрывание невесты по древнему обычаю.
Катерина так волновалась, что плохо помнила, как прошло венчание, а Петр вообще не осознавал происходящего. Как же так? Ведь, стоя пред алтарем, он не мог лгать в готовности взять Катьку в жены, но ведь сказал! Почему, почему? Ответа на этот вопрос он не находил, и поэтому злился на себя, а порою даже мог заплакать от отчаяния. Чтобы не выдать себя, он сначала много шутил, смеялся, показывая всем своим видом якобы огромное счастье, но мать-то не обманешь. Она видела все творившееся у молодого человека в душе. Несмотря на все старания, глаза Петра выражали потаенную печаль.
В результате Петру надоело притворяться. Он притих. Только не гости! Они веселились словно в последний раз, поэтому и свадьба вышла бурная, — с песнями, плясками, пьянкой и, конечно же, мордобоем.
Сначала все шло хорошо. Звучали поздравительные речи, молодым дарили подарки и говорили напутственные слова о счастье и богатстве. Когда полилось вино рекой, стало уже не до речей.
— Голова поклончива, руки подносчивы, — угощая брагой и медом гостей, неустанно приговаривали полупьяные дружки жениха. — Выпей, казак. Монетку на поднос положи-ка! Ты, тетка, тоже…
— Чего, я сейчас!.. — улыбалась Анфиса — широкобедрая, дородная баба, старательно пытаясь отыскать задом себе место между людей.
— Как хороши жених с невестой! Лучше в жизни не встречал! — шумел кто-то из подвыпивших казаков.
— Мне тоже не приходилось, — вторил ему другой. — Разве в сказках…
— У хорошего хозяина и медок самый лучший! — опрокинув стаканчик, сказал третий.
— Вот-вот. Горький мед только у злых хозяев! — пьяно улыбался Игнашка Рогоза.
Драку затеял сам Петр. Весь вечер он сидел угрюмый и только опорожнял один стакан за другим. Катерина пыталась устыдить его, мол, нельзя новобрачному столько пить, а он не слушал ее. Все пытался брагой свое горе залить. Не на возлюбленной Любке женился. Чему радоваться?.. Вот и напился, причем в итоге совсем потерял голову. Выбежал во двор, где гости затеяли плясовую, схватил тяжелую палку и начал гонять находившийся в избе народ. Так всегда: дурак напьется — с чертом дерется. Еле-еле его утихомирили.
— Уйди, папа! — окончательно лишившись рассудка, кричал он держащему парня за руки отцу.
— Квас тебе пить, парень, а не мед! — упрекнул его Федор. — Ты давай, не позорь нас с матерью, успокойся.
— Говорю, уйди, не то зашибу!..
— Ах ты, щенок безмозглый! — не выдержал Федор и отвесил сыну такой удар, что тот влетел в забор. Думал, насмерть прибил, но нет. Оказавшись на земле, тот сладко зевнул и тут же заснул крепким сном.
Наталья поняла — пора кончать праздник.
— Гости дорогие, спасибо, молодых уважили по чину, — произнесла женщина. — Теперь не пора ли их домой проводить и в мягкую постель уложить?..
Народ галдел пьяными голосами:
— Если пора, так пора… Пусть милуются до утра!
Наталья, взяв за руку Катерину, подвела ее к молодому мужу:
— Поднимай его и веди в избу.
— Совет вам да любовь! — вслед молодым кричали гости. — Счастливо жить-поживать и добра наживать! Побольше детишек!
Наутро Петр проснулся с больной головой. В сенях уже толпились вчерашние гости, кому не терпелось опохмелиться. Наталья с молодой невесткой хлопотали на кухне — готовили закуски. Говорят же: добрую свадьбу неделю гуляют.
Петр оделся и, ни слова не говоря, пошел запрягать коня.
— Ты это куда? — удивился Федор.
— Поеду… Проветрюсь, — буркнул тот. — Что-то башка раскалывается.
— Я думаю! — усмехнулся отец. — Вчера за троих пил. Еле спать уложили. Не знаю, не знаю, довольна ли осталась молодая жена после первой ночи? — хитро поглядел он в сторону Катерины, но та ничего не сказала в ответ, а только украдкой смахнула кончиком платка предательскую слезу со щеки и вздохнула.
— Скоро вернешься? — с долей тревоги спросила мать. — Люди пришли, надо же уважать гостей.
— Да, мам. Вот только прогуляюсь до леса — и обратно, — спокойно сказал Петр.
Он соврал матери, и ни в этот день, ни на следующий не вернулся домой. В Албазине паника — как же так, казак пропал! Стали искать парня. Все ближние леса и населенные пункты прочесали, но тщетно. Как в воду канул! Тут вдруг вспомнили про Лукьяновское зимнее поселение, куда в охотничью пору любили гулять Петр с Тимохой. Там у них свои запасы имелись. Бывало, уйдут на недельку-другую, а потом возвращаются с богатым трофеем, поэтому и мясо в доме не переводилось.
Это промысловое жилище когда-то срубил беглый уральский преступник Лукьян Самойлов. Прошлой зимой его чуть не убил медведь, после чего он прожил в муках еще дней десять и помер, оставив в наследство охотникам свою избушку.
Когда казаки вошли в зимовье и увидели лежащего на нарах Петра, то вначале его не узнали. Кожа да кости. Больше ничего! Как будто человек сам себя обрек на голодную смерть. Еще немного, и никто бы его больше не увидел в живых.
— Петя, сынок, что же с тобой стряслось! — испуганно поглядел на него Федор. — Неужели все из-за Любки? Просто выкинь ты ее из головы! Поехали, тебя дома молодая жена ждет. Все, хватит страдать, пора за дело браться. Я вот решил тебе отдельную хоромину поставить. Как ты думаешь?..
— Будем жить… — слабым голосом проговорил Петр.
С этого дня его будто бы подменили. О прошлом молодой казак уже не вспоминал, а со своей молодой женой Катериной старался быть ласковым и обходительным. Часто улыбался, демонстрируя всем счастье в личной жизни, и лишь иногда вдруг его охватывала такая тоска, что он убегал на задний двор и не возвращался оттуда до тех пор, пока не придет в себя.
— Тоскует наш сынок… Любку свою, видать, никак забыть не может, — однажды не выдержала и пожаловалась мужу Наталья.
Разговор происходил в Крещенский сочельник. Проснулись Опарины по привычке рано, но вылезать из теплой постели не торопились. За ночь изба выстудилась, и страшно было босой ногой на леденющий пол ступить. В этих краях зимы суровые, не как в их родной Москве. Приходится приспосабливаться. Порой по несколько раз нужно топить печь, чтобы согреть избу, иначе просто-напросто замерзнешь. Тут так: прозеваешь, и все углы за пару часов льдом покроются.
