Книга Тайна, не скрытая никем, страница 38. Автор книги Элис Манро

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тайна, не скрытая никем»

Cтраница 38

Он непрестанно говорил «спасибо» и «пожалуйста». «Да, пожалуйста, большое спасибо. Спасибо. Мне то же самое, пожалуйста. Спасибо».

– Ну так вот, мы про эту девочку узнали, похоже, самыми последними, – говорила в это время Мэриан. – То есть мы вообще не знали, что кто-то пропал или там что. Только вчера вот, когда поехали в город. Вчера? В понедельник? Вчера был понедельник. У меня все дни перепутались, потому что я принимаю обезболивающие таблетки.

Мэриан была не из тех, кто сообщит, что принимает обезболивающие таблетки, и на этом успокоится. Она не могла не разъяснить подробности:

– У меня был жуткий, громадный чирей на шее, вот тут, видите? – Она выкрутила шею, пытаясь показать повязку. – Очень болело, и голова тоже начала болеть, и я думаю, одно как-то связано с другим. В общем, в воскресенье мне было так плохо, что я взяла горячую тряпку и приложила к шее, и еще пару таблеток болеутоляющего проглотила. И пошла легла. Он-то в этот день не работал, но вообще он теперь работает, поэтому у него накапливается куча дел на то время, когда он дома. Он теперь работает на атомной станции.

– Дуглас-Пойнт? – уточнил адвокат Стивенс, ненадолго подняв голову от овсянки.

При упоминании новой атомной электростанции в Дуглас-Пойнт все мужчины выказывали толику интереса, уважения – вот и адвокат Стивенс сейчас счел нужным продемонстрировать интерес.

– Да, там он теперь работает, – подтвердила Мэриан.

Как многие сельские женщины и многие жительницы Карстэрса, она звала мужа не по имени, а только «он», с особым ударением. Морин и сама несколько раз ловила себя на этой привычке, но отучилась, не дожидаясь, пока ей на это укажут.

– Он пошел вынести соли коровам, – продолжала Мэриан, – а потом – чинить забор. Ему надо было пройти с четверть мили где-то, и потому он взял грузовик. А Дозора оставил. Дозора, собаку нашу. Поехал в грузовике без него. Дозор ногами вообще не ходит, если можно поехать. Он его оставил вроде как сторожить, потому как знал, что я прилегла. Я приняла парочку таблеток от боли и вроде как задремала, но не заснула, а потом и услыхала, что Дозор лает. И тут же проснулась. Он меня сразу разбудил, как залаял.


Дальше она встала, накинула халат и пошла вниз. Перед тем как лечь, она разделась до белья. Она выглянула из парадной двери на дорожку, ведущую к большой дороге, но там никого не было. Дозора она тоже не видела, и лаять он к этому времени уже перестал. Он обычно умолкал, если человек был знакомый. Или если просто кто-то шел мимо по дороге. Но она не успокаивалась. Она выглянула из окон кухни, которые выходили на боковой двор, но не на заднюю часть дома. Никого. Задворки дома из кухни было не видно – для этого надо было пройти дом насквозь, в комнату, которую называли задней кухней. Это была пристройка, вроде чулана или сарая. Туда складывали все что попало. Окно выходило на задворки, но к нему нельзя было подобраться из-за штабеля ящиков и нескольких старых матрасов, поставленных на попа. Чтобы увидеть, что творится у задней стены дома, нужно было открыть дверь. Теперь ей чудились какие-то звуки – будто в эту дверь кто-то царапался. Может, Дозор. А может, и нет.

В запертой наглухо задней кухне, заваленной хламом, было так жарко, что она едва могла дышать. Тело под халатом стало все липкое от пота. Она сказала себе: «Ну что ж, хотя бы озноба у тебя нету – потеешь, как свинья».

Желание глотнуть воздуха пересилило страх перед тем, что могло оказаться снаружи, и она с силой распахнула дверь. Та открылась, толкнув привалившегося к ней человека. Он отшатнулся назад, но не упал. И она узнала его. Это был мистер Сиддикап, из города.

Дозор его, конечно, знал, потому что мистер Сиддикап часто ходил мимо и иногда срезал путь по их участку. Они не имели ничего против. Иногда он прямо через ихний двор проходил – только потому, что уже не соображал как следует. Она никогда на него не кричала, в отличие от некоторых. Даже предлагала присесть на крыльцо и отдохнуть, если он устал, и сигарету предлагала. Сигарету он брал. Но присесть никогда не соглашался.

Дозор крутился вокруг него и подлизывался. Но Дозор неразборчив.

Морин, как все местные жители, знала мистера Сиддикапа. Он когда-то работал на фабрике Дауда настройщиком пианино. Тогда он был полным достоинства, саркастичным маленьким англичанином с симпатичной женой. Они брали книги в библиотеке и были увлеченными садоводами – их клубника и розы славились на весь город. Потом, несколько лет назад, на семью посыпались несчастья. Сначала мистеру Сиддикапу сделали операцию на горле – вероятно, из-за рака, – и с тех пор он не мог говорить, только задыхался и рычал. К этому времени он уже перестал работать у Даудов – они теперь настраивали пианино с помощью какой-то электронной системы, которая была чувствительней человеческого уха. Потом превратности посыпались лавиной, и он опустился, всего за несколько месяцев пройдя путь от достойного старика до мрачного и отвратительного на вид старого хулигана. Грязные усы, потеки на одежде, кислый дымный запах, а в глазах вечная подозрительность, порой переходящая в ненависть. Если он не мог найти нужное в бакалейной лавке или оказывалось, что там поменялось расположение товаров на полках, он специально сшибал на пол банки и коробки с продуктами. Его больше не пускали в кафе, а к библиотеке он даже не подходил. Женщины из церковного кружка, в котором когда-то состояла жена мистера Сиддикапа, поначалу проведывали его, приносили еду своего приготовления – какое-нибудь мясное блюдо или выпечку. Но в доме страшно воняло и беспорядок был чудовищный даже для одинокого мужчины. К тому же мистер Сиддикап отнюдь не выказывал благодарности. Он вышвыривал недоеденные пироги и запеканки на дорожку перед домом, разбивая посуду. Какой женщине захочется, чтобы в городе шутили, что ее стряпню даже мистер Сиддикап есть не стал? И его оставили в покое. Иногда водители машин, едущих по шоссе, видели мистера Сиддикапа на обочине – тот неподвижно стоял в канаве, почти скрытый высокой травой и сорняками, а машины свистели мимо. Можно было на него наткнуться и в другом городке, в нескольких милях от дома, и тогда происходило нечто странное. На лице у него появлялась тень выражения из прежней жизни, готовность радостно удивиться – как положено, если вдруг встречаешь соседа вдали от места, где вы оба живете. Казалось, мистер Сиддикап надеялся, что в этот благоприятный момент откроется нечто запертое, слова вырвутся на волю. Может быть даже – что здесь, на новом месте, все перемены растают, как дым, что к нему вернутся и голос, и жена, и прежняя размеренная жизнь.

Люди обычно не были к нему жестоки. Его терпели, до определенной степени. Мэриан никогда не стала бы прогонять его со своего участка.

Она сказала, что на этот раз у него был особенно дикий вид. Не просто как в те минуты, когда он пытается объяснить, чего хочет, а слова не выходят, или когда злится на дразнящих его мальчишек. Голова у него моталась взад-вперед, а лицо вспухло, как у ревущего младенца.

«Ну, ну, мистер Сиддикап, что случилось? Что вы хотите мне сказать? Хотите сигарету? В этом дело – сегодня воскресенье и у вас кончился табак?»

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация