– Ох уж мне эти дочери, – и сел на место, освобожденное Иоанной.
Алиенора снова принялась за отложенное было шитье.
– Чего ты ожидал? Она уже в том возрасте, когда многое становится понятно.
– А еще она в том возрасте, когда пора научиться вести себя достойно и прилично, – раздраженно возразил король. – И слушаться отца. – Он вытащил из чьей-то корзинки с рукоделием обрывок золотой нити для вышивания и поднял его к свету, разглядывая. – Из Сицилии к нам едут послы короля Вильгельма с брачным предложением, и я готов принять его, если условия будут выгодными.
Алиенора сделала пару сложных стежков. Альянс с Сицилией уже рассматривался несколько лет назад и был отложен, но не навсегда. Горько отдавать еще одну дочь в далекие края, зная, что вряд ли доведется свидеться с ней хотя бы еще раз. Однако по климату и культуре Сицилия не так уж далека от Аквитании. Есть шанс, что Иоанне там понравится. Вильгельм Сицилийский лет на десять старше их дочери – такая разница в возрасте может обернуться как коротким шагом навстречу друг другу, так и непреодолимой пропастью.
– Иоанна знает?
– Нет, но скоро я ей скажу. Если переговоры пройдут удачно, она покинет дом еще до наступления осени.
Алиенора опустила глаза к вышивке. Как ни противно было обращаться к Генриху с просьбой, пришлось проглотить гордость ради вопроса:
– Ты позволишь мне остаться и побыть с Иоанной до ее отъезда?
– Посмотрю, что можно будет сделать. – Генрих испустил преувеличенно тяжкий вздох. – Я всегда делал все, что в моих силах, ради поддержания мира в наших владениях. Мои сыновья теперь тоже это понимают, и надеюсь, время, данное тебе на размышления в одиночестве, не прошло впустую. Сможем ли мы требовать от подданных преданности и почтения, если не будем едины?
Он сказал «мои сыновья», не «наши», отметила Алиенора.
– В Саруме мне нечего было делать, только размышлять, – проговорила она и перевернула ткань, чтобы проверить, как ложатся ее стежки с изнаночной стороны. – Поскольку ты слегка ослабил мои оковы и привез меня в Винчестер, я делаю вывод, что у тебя что-то на уме. Гарри говорит, будто ты желаешь примирения.
Генрих обматывал блестящую нитку вокруг пальца:
– Помнишь, как мы с тобой ездили в Фонтевро?
Интересный гамбит.
– Это было так давно.
Он криво усмехнулся:
– Да, в лучшие времена.
В ее памяти всплыла картина: она и Генрих, держась за руки, бредут по росистой траве под стенами аббатства, покрытыми жемчужной пеленой утреннего тумана. Следом идет няня с их новорожденным первенцем в корзинке. Бесконечными возможностями раскинулось перед ними их общее будущее, и сердце ее переполняется уверенностью и восторгом… Но Вилл уже двадцать с лишним лет покоится в могиле, и воспоминание это не более чем солнечный зайчик на поверхности гибельного моря. С тех пор Алиенора много раз бывала в Фонтевро, но уже без Генриха.
– И что?
– На тебя там всегда нисходит успокоение. Кажется, к Саруму у тебя совсем иное отношение?
Алиенора прекратила шить и пристально взглянула на мужа:
– К чему ты ведешь?
Он поднялся и встал у окна. От этого движения по комнате разлилась волна острого запаха пота и охоты.
– Аббатство Эймсбери переходит под правление Фонтевро, и там нужна будет настоятельница. Для тебя это стало бы прекрасным занятием. Аббатство ничем не запятнано.
Аббатиса! Так вот каков его план. Упрятать ее в монастырь, чтобы она проводила годы в молитвах и благотворительности! С удушающе узким кругом общения, приличным роду и чину благородной аббатисы! Это не жизнь, а тихая, красивая смерть. В противовес трудной и холодной смерти в Саруме, если она будет сопротивляться.
– Когда ты устроишься в Эймсбери, я не стану ни в чем ограничивать тебя, – невозмутимо продолжил Генрих. – Ты сможешь делать все, что захочешь: совершать верховые прогулки, принимать знатных посетителей, – и при этом будешь гордостью нашей династии, а не позором.
Генрих стоял спиной к Алиеноре. Она разглядывала его затылок – волосы мужа начали редеть. Когда-то они полыхали рыжим золотом, а теперь их как будто присыпало пылью.
– Я бы предпочла поселиться в Пуатье, – произнесла она ровным тоном. – Через два месяца там настанет сезон вишни, и ранним летом в тех краях всегда очень красиво. Вот где на меня снизошло бы истинное успокоение.
Он развернулся к ней:
– Это невозможно. После того, что было, ты никогда туда не вернешься. – Взгляд короля был тверже камня, на который он облокачивался. – Я разговаривал со священнослужителями. Они говорят, можно сделать так, чтобы мы больше не были супругами.
Алиенора не удивилась и не возмутилась, потому что уже ходила этим ухабистым путем.
– Ты говоришь о расторжении брака?
– Да, о чем-то в этом роде, – признал Генрих.
– Давай будем называть вещи своими именами. Ты говоришь о том, чтобы наш брак расторгли. «В этом роде» больше ничего не бывает.
Он перевел взгляд на золотую нить у себя в руках:
– Хорошо. Коли желаешь говорить прямо, будь по-твоему. Я говорю о расторжении брака.
– Ты хочешь превратить меня в ничто, – произнесла она низким от презрения голосом. – Хочешь, чтобы я просто исчезла, чтобы от меня не осталось и следа. – У нее было такое ощущение, будто внутри ее падают один на другой тяжелые камни. Она не позволит Генриху поступить с ней так. – Я спрашиваю себя: какая тебе от этого выгода?
Он пожал плечами:
– Не понимаю, что вызывает у тебя такое неприятие. Мое предложение означает, что каждый из нас сможет пойти своим путем и будет положен конец этому недоразумению.
Если их брак и стал недоразумением, то только из-за того, что Генрих унижал ее на каждом шагу и продолжает это делать – хочет упрятать в монастырь, отказывает в праве поехать в собственное герцогство. Возможно, он планирует взять себе другую жену, а такую угрозу Алиенора не может игнорировать, ведь от нового брака у Генриха могут появиться дети, и тогда ее собственные окажутся в опасности. Ни за что! Ради них она готова пойти на все.
Алиенора отложила рукоделие и встала напротив Генриха:
– Я вовсе не имею намерения расторгнуть наш брак, во всяком случае не на тех условиях, что ты предлагаешь. Перспектива получить взамен более комфортное узилище меня не прельщает.
– Вынужден тебя огорчить, дорогая. Выбор у тебя небольшой. Я легко добуду документы, которые подтвердят, что наш брак был родственным и потому недействительным с самого начала.
Она ответила язвительным смехом:
– На пути нашего брака стояло множество препон, но все их удалили, когда мы с тобой встали под венец. Предъяви любой документ, и я найду равноценный, который докажет его ложность. Армий в моем распоряжении нет, но в этом деле не они играют главную роль. После того, что случилось с Томасом Бекетом, в Риме немало людей будут счастливы поддержать меня. Более того, ты должен беречь мою жизнь, ведь теперь все с легкостью поверят, что ты способен умертвить как своего архиепископа, так и свою королеву.
