Тело вздрогнуло как от удара молнии. Я склонилась еще ниже. И вдруг мои пальцы примерзли к двери. Казалось, что-то пытается высасывать из меня силу. Затем я ощутила ее вопрос: «Кто ты?»
«Я Таркин. Я – лето. Я – тепло. Я – море и небо. Я – засеянное поле».
Я стала улыбками, которые он мне расточал, стала его ясными бирюзовыми глазами, его шоколадно-коричневой кожей. Я чувствовала, как моя собственная кожа куда-то исчезает, а кости вытягиваются и изменяются. Я и сама менялась, пока не стала Таркином, пока на двери не оказались его, мужские руки. Пока моя сущность не стало его сущностью, его заслоном в мозгу. Море, солнце, соленый ветер. Я стала всем. Я не позволяла себе ни на мгновение задуматься о том, чьей силой сейчас пользуюсь. Дверь не должна ощутить ничего иного, что не было бы Таркином.
«Я – твой хозяин, и ты меня впустишь».
Замок все сильнее тянул мою руку. Я едва могла дышать.
Потом раздался щелчок и скрип, похожий на стон.
Я вернулась в свое тело, и меня тут же отбросило в груду нарытого нами ила. Дверь слегка погрузилась вниз и ушла в паз. Мы увидели винтовую лестницу, уходящую в первозданную тьму. Оттуда тянуло влажным соленым ветром. Оттуда же поднимались невидимые струйки силы.
Амрена оказалась по другую сторону лестницы. Ее лицо стало бледнее обычного, а серебристые глаза ярко вспыхнули.
– Я никогда не видела Котел, – сказала она. – Представляю, насколько он ужасен, если даже крупица его силы…
Она не договорила, но я и так поняла. Магическая сила наполнила все помещение, проникла в мою голову и легкие. Она тянула к себе, как вода тянет утопленника; звала, соблазняла.
– Быстрее вниз, – пробормотала я.
Внизу сам собой вспыхнул шарик магического света. В его круге серели истертые ступени, скользкие от слизи.
Выхватив охотничий нож, я начала спускаться. Чтобы не поскользнуться и не загреметь вниз, мне пришлось одной рукой держаться за холодную, промерзшую даже, стену.
Я прошла полный оборот лестницы. Амрена спускалась следом. Магический свет разливался по гнилой, зловонной воде. Лестница выводила к проходу.
– Внизу коридорчик, а дальше – еще одно помещение. Никаких слоев защиты, – сказала я Амрене.
– Поторопимся туда.
Спустившись, я едва не вскрикнула, оказавшись по пояс в маслянистой, невероятно холодной воде. Амрена отфыркивалась. Ростом она была ниже меня, и вода доходила ей почти до груди.
– В прилив эта дыра мгновенно заполнится водой, – проворчала Амрена, указав мне на многочисленные ряды отверстий в стенах.
И все же мы двигались медленнее, чем могли бы, поскольку Амрена на каждом шагу проверяла, не ждет ли нас ловушка. Ловушек не было. Да и зачем они здесь? Кого, спрашивается, угораздит переться в такое место?
Только безнадежных дураков. Или – дур.
Длинный каменный коридор привел нас ко второй свинцовой двери. За нею таилась дремлющая сила. Как и первую, эту дверь запечатывала магия Таркина.
– Книга там, – прошептала я.
– Где ж еще ей быть?
Мы обе дрожали. Холод пробрал меня до костей. Наверное, будь я сейчас в смертном теле, уже распрощалась бы с жизнью. Или была бы на последнем издыхании.
Я приложила ладонь к двери. Все повторилось, и гораздо ощутимее, чем в первый раз. Снова дверь высасывала из меня силы, снова задавала вопросы. Мне даже пришлось упереться в нее другой, татуированной ладонью. Иначе я повалилась бы на колени.
«Я – лето, я – лето, я – лето».
На этот раз мне даже не понадобилось сливаться с сознанием Таркина. Послышался уже знакомый щелчок, дверь застонала и ушла в стену. Я зашаталась, и Амрена вовремя меня подхватила.
– Паршивый замок, – прошипела она, вздрагивая не только от холодной воды.
У меня кружилась голова. Еще один такой замочек, и я точно лишусь бессмертия.
Но шарик магического света влетел в открывшуюся комнату, и мы оторопело замерли.
Мы ожидали, что сейчас вода из нового помещения вытечет наружу и смешается с коридорной, но этого не случилось. Вода замерла у невидимого порога, внутри было сухо и пусто, если не считать круглого помоста и пьедестала.
На пьедестале стояла небольшая свинцовая шкатулка.
Амрена осторожно потрогала воздух у невидимой преграды для воды. Убедившись, что и здесь нет ловушек и магической защиты, она прошла внутрь, оставляя мокрые следы на серых камнях. Оглядевшись и все еще морща нос, Амрена поманила меня за собой.
Я стремительно влетела и чуть не упала, попав из водной стихии в воздушную. Изнутри вода казалась черной стеной за стеклом.
– Не будем здесь прохлаждаться, – сказала Амрена.
Я целиком с нею согласилась. Мы тщательно оглядели пол, стены и потолок. Никаких скрытых механизмов. Никаких шатающихся камней, прикосновение к которым могло бы поднять тревогу в замке.
Размеры шкатулки не превышали размеров обычной книги. Свинцовая поверхность не отражала магический свет, а втягивала его в себя. Изнутри доносился… шепот. Только кому он принадлежал – магической печати Таркина или самой Книге?
Шепот был отчетливый, словно Амрена шептала мне на ухо: «Кто ты? Кто ты? Подойди ближе, дай себя учуять, дай себя увидеть…»
Мы замерли по обе стороны пьедестала. Шарик света висел над самой крышкой.
– Защитных заклинаний нет, – сказала Амрена. Я едва слышала ее голос. – Вообще никаких заклинаний. Бери шкатулку, и давай двигать обратно.
Одна мысль о том, чтобы прикоснуться к шкатулке, приблизиться к ее содержимому…
– Прилив начинается, – добавила Амрена, оглядывая потолок.
– Так рано?
– Возможно, море знает, что мы здесь. А здешнее море служит своему верховному правителю.
Если прилив застигнет нас раньше, чем мы сумеем выбраться…
Я сомневалась, что мои водяные зверюшки помогут. Как часто бывало, страх ударил в живот, но я оттолкнула его, собрала волю в кулак и подняла голову.
Наверняка шкатулка окажется тяжелой и холодной.
«Кто ты? Кто ты? Кто ты?»
Озябшими пальцами я почесала себе шею. Совсем как Таркин.
«Я – лето. Я – море, солнце и зелень лесов и полей».
– Бери же ее, нам пора, – торопила меня Амрена.
А сверху уже капала вода.
«Кто ты? Кто ты? Кто ты?»
«Я – Таркин. Я – верховный правитель. Я – твой хозяин».
Шкатулка затихла. Похоже, удовлетворилась моим ответом.
Я взяла ее с пьедестала. Холодный металл впился мне в руки, кровь наполнилась маслянистыми потоками чужой силы.
Потом древний, жестокий голос прошипел: «Врешь».