По улице в обе стороны шли фэйцы и фэйри. Они-то и привлекли мое внимание. Такую породу фэйри я видела впервые. У некоторых были очень длинные руки и ноги. Головы почти лысые – то ли потому, что фэйри их брили, то ли такие от рождения. Но сильнее всего поражала их кожа: почти черная, она светилась изнутри мягким светом, напоминавшим лунный. Помимо чернокожих, попадались чешуйчатые фэйри. Их кожу покрывали переливающиеся чешуйки, которые при ходьбе постоянно меняли цвет. Далеко не у всех были ноги в привычном, «человеческом» понимании. У кого-то они больше напоминали когтистые лапы, у иных – полосатые ноги зебры с изящными копытами. Между прочим, у некоторых фэйри из головы торчали рога. Одежда этих странных существ тоже отличалась: одни кутались в теплые пальто, шарфы и рукавицы, другие шли почти голыми, ничем не прикрывая чешуйчатые и шерстистые тела. Ни у них самих, ни у остальных прохожих это не вызывало ни капли смущения. Все они были чем-то поглощены или заняты. Кто-то выбирал место для написания картины с натуры, кто-то спешил за покупками. А кто-то – покрытый пылью, глиной и пятнами краски – был вынужден прервать работу и отправиться пополнять запасы.
Художники. Я никогда не причисляла себя к художникам, никогда не называла свои картины и рисунки произведениями искусства, однако…
Там, где когда-то жили цвет, свет и формы, теперь осталась лишь грязная тюремная камера.
– Я устала, – сказала я, не поворачиваясь к Ризу.
Я чувствовала на себе его взгляд, но сейчас мне было все равно, поставлен у меня в мозгу заслон или нет. Хочет читать мои мысли – пусть читает.
– Можем как-нибудь прийти сюда снова, – только и сказал он. – Нам и так пора заканчивать прогулку. Время близится к обеду.
Солнце опускалось за холмы, туда, где Сидра встречалась с морем. Весь город окрасился в розовые и золотистые тона.
Меня не тянуло запечатлеть эту красоту. Горожане останавливались, любуясь изменчивыми предвечерними красками. У них была свобода любоваться своим городом когда вздумается. У них была свобода наслаждаться жизнью. Им в голову не приходило, что так бывает не везде и не всегда.
Мне вдруг захотелось наорать на них. Захотелось вытащить из мостовой камень и швырнуть в ближайшую витрину. Во мне снова забурлила неведомая сила. Выпустить бы ее наружу, показать бы им – сытеньким, довольным собой, – что́ сделали со мной и остальным миром, пока они тут любовались закатами и распивали чаи над рекой.
– Полегче, – пробормотал Риз.
Я резко повернулась к нему, тяжело дыша. Лицо Риза вновь стало непроницаемым.
– Мои подданные ни в чем не виноваты.
Мой гнев вдруг исчез. Казалось, он долго выбирался наружу, а на последней ступеньке поскользнулся и плюхнулся, словно клякса, на белесые камни мостовой.
Ризанд был прав. Жители Велариса ни в чем не виноваты. Но мне сейчас не хотелось думать ни о них, ни о чем-либо вообще.
– Я устала, – повторила я.
Риз мотнул головой, однако спорить не стал.
– Завтра мы погуляем вечером, – объявил он, поворачиваясь ко мне. – Веларис прекрасен и днем, но город строили в расчете на то, что любоваться им будут в темноте.
Наверное, так оно и есть, раз Веларис называли городом Звездного света. Разговаривать мне по-прежнему не хотелось.
А этим вечером меня ждал обед. С ним. В Доме ветра. Преодолев нежелание общаться, я спросила:
– Кто сегодня будет на обеде?
Риз вел меня вверх по крутой улице. У меня болела поясница. Неужели я так ослабла, растеряв все свое проворство?
– Там соберется мой внутренний круг. Хочу, чтобы ты познакомилась с ними и потом решила, хочешь ли здесь остаться. Если согласишься работать со мной, тебе придется общаться и с ними. С Мор ты уже знакома. Что касается еще троих…
– Это они приходили сегодня утром?
Риз кивнул:
– Их зовут Кассиан, Азриель и Амрена.
– Кто они?
Он что-то говорил об иллирианцах, но у Амрены – женщины с пронзительным голосом – крыльев не было. Во всяком случае, я их не заметила, глядя через матовое стекло.
– Они – связующие звенья внутри нашего круга, – ответил Ризанд, как будто я знала, что это такое. – Амрена – моя непосредственная заместительница.
Женщина? Увидев мое удивленное лицо, Риз добавил:
– А Мор – вторая заместительница. Только глупец может думать, будто мои иллирианские воины – главные хищники в нашем кругу.
Значит, веселая, непочтительная Мор – вторая заместительница верховного правителя Двора ночи.
– Ты лучше поймешь мои слова, когда познакомишься с Амреной. Внешне она похожа на фэйку, но сделана совсем из другого теста.
Ризанд кивнул, отвечая на приветствие супружеской пары, шедшей нам навстречу.
– Амрена старше этого города, однако до сих пор не избавилась от тщеславия. Обожает собирать разные безделушки и побрякушки, как… огнедышащая дракониха в пещере. Так что… будь начеку. Характеры у вас похожи. Стоит наступить на хвост – такое полезет. Мне совсем не хочется, чтобы она застигла тебя врасплох.
А мне большей частью было откровенно наплевать на Амрену и на то, кто она такая.
– Значит, если между нами возникнет стычка и я сорву с нее ожерелье, она меня изжарит и съест?
Он усмехнулся:
– Нет. Амрена способна на куда более крупные пакости. Когда она поцапалась с Мор, от моего любимого места отдыха в горах осталась лишь куча пепла. – Риз мне подмигнул. – Скажу больше. Я – самый могущественный верховный правитель, каких знала история Притиании. И то я отважился всего один раз прервать Амрену, поскольку мне требовалось сообщить важные вещи. Это было в прошлом столетии.
«Самый могущественный верховный правитель, каких знала история Притиании».
Это значит – долгие тысячелетия существования Притиании. Риз… Риз с его усмешками, сарказмом и глазами соблазнителя…
А Амрена – еще хуже. И старше. Значит, ей больше пяти тысяч лет.
Я ждала, что меня ударит страх. Ждала внутреннего крика, требующего найти способ отказаться от обеда. Но… ничего. А может, такая кончина была бы даже… милосердной.
Широкая ладонь легла мне на лицо. Он не сделал мне больно, просто заставил посмотреть на него.
– И думать об этом не смей, – прошипел Ризанд, бешено сверкая глазами. – Ни единой секунды.
Связующая нить между нами туго натянулась. Все заслоны в моем мозгу рухнули. Как и тогда, в Подгорье, я на мгновение переместилась из своего тела в его. Я взглянула на себя его глазами.
Я и не подозревала, что выгляжу… так.
Изможденное лицо, заостренные скулы, серо-голубые глаза, лишенные блеска, под ними – темные мешки. Пухлые губы, доставшиеся в наследство от отца, сморщились, а ключицы выпирали даже из-под теплого пальто. Я выглядела так, словно… словно гнев, горе и отчаяние съедали меня заживо, словно я опять голодала. Но это был голод иного рода: мне не хватало радости и жизни…
