Сколько же такой силы протекло через Кассиана и Азриеля и не она ли оставила эти страшные отметины на руках последнего?
Кассиан согнул пальцы, любуясь прозрачными красными камнями:
– До чего они красивы.
– Одно слово – иллирианцы, – пробормотала Амрена.
Кассиан оскалил зубы, показывая напускное удивление, затем допил вино в своем бокале.
И вот с этими… хм, соратниками Риза мне предстояло познакомиться поближе и решить, смогу ли я работать с ними, смогу ли рассчитывать на их помощь, если война с Сонным королевством все-таки начнется… О чем бы их спросить? Я изо всех сил соображала, глядя, как тени вокруг Азриеля снова исчезают.
– Как ты… я хотела сказать, как вы оба – ты и правитель Кассиан…
Кассиан взвыл от смеха, расплескав вино и забрызгав платье Мор. Та вскочила и, бормоча ругательства, схватила салфетку, чтобы не дать вину впитаться в ткань.
Кассиан продолжал выть. Азриель лишь слегка улыбался, беспокойно наблюдая, как Мор взмахнула рукой и все капли пролитого вина оказались на боевых доспехах Кассиана. Наверное, эти же доспехи служили ему во время полетов. У меня пылали щеки. Сама того не зная, я что-то нарушила. И хорошо еще, что ответом на мою глупость был смех.
– Кассиан – вовсе не правитель, – пояснил Риз. – Но я уверен, ему очень лестно, что ты поставила его столь высоко. – Он оглядел свой внутренний круг. – Раз уж речь зашла о том, кто есть кто, Азриель тоже не является правителем. И Амрена. Хочешь – верь, а хочешь – нет, но Мор здесь единственная чистокровная фэйка, достойная высокого титула.
Почему же Риз не упомянул себя? Уловив мой вопрос, он сказал:
– Я наполовину иллирианец. Во всем, что касается чистопородных фэйцев, я сознаю: полукровкой был, полукровкой и останусь.
– Значит, вы трое не принадлежите к фэйской знати? – спросила я.
Кассиан перестал смеяться:
– Иллирианцы никогда не были фэйцами – ни знатными, ни обыкновенными. И рады этому.
Он закинул прядь черных волос за ухо. Круглое, какими когда-то были и мои уши.
– И к фэйри мы тоже не имеем никакого отношения, хотя некоторые и пытаются нас так называть. Мы просто-напросто иллирианцы. В лучшие времена нас считают невосполнимой воздушной кавалерией Двора ночи, а в худшие – безмозглой солдатней.
– Добавлю, что худшие времена значительно протяженнее лучших, – пояснил Азриель.
Я уже не стала спрашивать, являются ли и тени отличительной чертой иллирианцев.
– Я вас обоих не видела в Подгорье, – сказала вместо этого.
И нет, эти слова не вырвались у меня случайно. Я должна знать наверняка, были ли они там и видели ли меня и мое «сотрудничество» с…
За столом стало тихо. Никто не решался взглянуть на Ризанда. Даже Амрена.
– Никого из нас там не было, – ответила Мор.
Лицо Риза превратилось в ледяную маску.
– Амаранта не подозревала об их существовании. А когда некоторые услужливые прихвостни хотели выдать ей тайну, у них начисто отнимался разум.
Меня прошиб холодный пот. Не из-за того, что Ризанд проделывал с болтунами своего же двора, а…
– И вы целых пятьдесят лет скрывали от нее этот город и его жителей?
Кассиан уткнулся в тарелку. Казалось, ему хочется вывернуться из кожи вон.
– Мы и дальше будем хранить в тайне существование Велариса и всех, кто его населяет. Пятьдесят лет или пятьсот – значения не имеет, – сказала Амрена.
Уклончивый ответ, если ее слова вообще можно назвать ответом.
Когда Амаранта утащила Риза в Подгорье, он не ожидал, что однажды снова увидит свой внутренний круг. Но даже там он заботился об их безопасности.
А по оставшимся это ударило очень больно. Им было тяжело жить с осознанием жертвы, на которую ради них пошел Ризанд. Даже Амрене.
Возможно, их совесть будоражила не только судьба Риза, который десятки лет мучился в подземных лабиринтах Амаранты. Ведь не все подданные Двора ночи оказались счастливыми жителями Велариса. Кто-то остался за пределами города. Это тоже больно било по душам четверых соратников Риза. И все же выбрать один город, одно место и сберечь его – это лучше, чем ничего. Возможно… сама мысль о том, что в Притиании остался уголок, не затронутый зверствами и жестокостью… эта мысль давала им утешение.
Потом заговорила Мор слегка хриплым голосом. Она кивала в такт словам, и свет играл на ее золотых гребнях.
– Среди жителей Велариса ты не найдешь никого, кто бы не знал о том, что творилось за пределами. Или кто бы не знал, какой ценой оплачена их спокойная и благополучная жизнь.
Я не хотела спрашивать о цене. Глубокая, пронизанная болью тишина сказала мне достаточно.
И тем не менее если они смогли пережить эту боль и не утратили способности смеяться… У меня появился вопрос, который я решила задать Азриелю. Даже со своими тенями он почему-то казался мне не столь опасным, как Кассиан. Впрочем, я могла и ошибаться.
Откашлявшись, я спросила:
– А как вы все встретились?
Вполне невинный вопрос, который позволит мне прочувствовать возможных соратников и узнать, из какого теста сделан каждый.
Азриель не ответил, повернулся к Кассиану. Тот же смотрел на Риза, и его лицо выражало такую любовь и одновременно такую вину, что я едва не поддалась интуитивному порыву и не протянула к нему руку.
Кассиан, конечно, услышал мой вопрос и понял молчаливую просьбу друга рассказать вместо него историю их встречи.
– Поначалу каждый из нас ненавидел остальных, – слегка улыбнувшись, сказал он.
А глаза Риза померкли. Представляю, какие жуткие воспоминания пробудили в нем мои вопросы об Амаранте…
Исповедь в обмен на исповедь. Мне подумалось, что он это делал ради меня. А возможно, ему требовалось сказать о чем-то вслух, однако сам начать этот разговор он не мог, поскольку его слова добавили бы соратникам и боли, и чувства вины.
Кассиан продолжал, отвлекая мое внимание от молчаливого верховного правителя:
– Возможно, мы с Азом и придурки. Но у нас есть еще одна особенность: мы – побочные дети. Незаконные. Видишь ли, иллирианцы… Мы любим наш народ и наши традиции. Но иллирианцы живут кланами или военными поселениями, на самом севере, в окружении гор, и очень не любят пришлых. Особенно фэйскую знать, которая пытается втолковывать им, как надо жить. А еще иллирианцы повернуты на своих родословных. У них есть собственная знать, свои правители и принцы. Аз… – Кассиан приумолк и указал на друга, красный сифон на его руке ярко вспыхнул. – Так вот, Аз был побочным сыном одного местного правителя. И если побочный сын правителя вызывает ненависть, ты даже представить себе не можешь, как ненавидят сына лагерной прачки и солдата, чье имя она не помнила или не желала вспоминать.
