– Долго ли она пробыла здесь? – шепотом спросила я, не решаясь произнести имя Амрены.
– Азриель пытался это выяснить. Он рылся в архивах библиотек и древнейших храмов. Сумел найти лишь краткое упоминание о ней. Она попала сюда раньше, чем Притианию разделили на дворы, а вышла, когда они уже существовали. Не знаю, сколько времени она провела здесь. Предполагаю, что несколько тысячелетий.
Ужас леденил мою душу. Несколько тысячелетий!
– И ты не спрашивал у нее?
– Зачем? Сама скажет, когда будет необходимо.
– Откуда вообще она появилась в нашем мире?
Мне вспомнилась брошь, подаренная Ризом Амрене. Пустяковый подарок для чудовища, веками томившегося здесь.
– Не знаю. Есть легенды. Они утверждают, что когда создавался наш мир, в ткани времени и пространства были… было что-то вроде дыр. И тогда, в хаосе Творения, их было некому латать. Сквозь дыры сюда могли проникать существа из иных миров, иных пластов жизни. Но потом некая высшая воля залатала все дыры, и существа оказались пленниками нашего мира, лишившись возможности вернуться домой.
Слова Ризанда пугали не меньше места, где мы сейчас находились. Я с трудом могла вообразить то, что он называл дырами. Представляю, какой ужас испытывали чудовища, оказавшиеся в новом мире. Возможно, они попали сюда из любопытства. Заглянули на минутку в открытую дверь, а эта дверь вдруг исчезла.
– Ты думаешь, она была одной из них?
– Думаю, она была единственной в своем роде. Нигде даже вскользь не упоминается о ее соплеменниках. Даже суриели имеют какую-то численность, хотя и небольшую. Но она и несколько подобных ей, остающихся в Тюрьме… думаю, они попали к нам из иных миров. Все они сотни лет искали и ищут способ выбраться отсюда.
Моя кожаная одежда была на меху, но я все равно дрожала. От ужаса. От холода. Из ноздрей все время выплывали облачка пара.
Мы спускались ниже, еще ниже. Я потеряла всякое представление о времени. Наш путь мог продолжаться часы и даже дни. Останавливались мы, лишь когда бесполезное, обременительное тело требовало воды. Пока я пила, Риз не выпускал мою руку, словно каменные стены могли поглотить меня навсегда. Чтобы поменьше задерживаться, я боролась с жаждой и старалась терпеть до последнего.
Наш спуск продолжался. Только световые шары и рука Риза спасали от ощущения, что я вот-вот упаду в темноту. В какую-то секунду ноздри ощутили зловоние моей камеры в Подгорье, а уши – хруст заплесневелого сена под щекой.
Рука Риза крепче сжала мою руку.
– Еще немного.
– Наверное, мы почти достигли уровня подножия?
– Мы его миновали. Косторез содержится еще ниже. Под корнями горы.
– Кто он такой? Или – что такое?
Вопросы я задала не столько из любопытства, сколько из потребности разогнать сгущавшийся страх.
– Никто не знает, кто он такой или что такое. Он может появиться в любом обличье.
– Оборотень?
– Да и нет. Перед тобой он предстанет в одном обличье. Я могу стоять рядом, но увижу его совсем другим.
Я старалась не заскулить, как испуганный пес, и не заблеять по-овечьи.
– Почему его называют Косторезом?
– Увидишь.
Риз остановился перед гладкой каменной плитой. Меж тем туннель продолжался, уходя неведомо в какую тьму. Воздух здесь был гуще. Мои облачка пара растворялись почти мгновенно.
Ризанд выпустил мою руку, но лишь затем, чтобы коснуться камня. От прикосновения камень задрожал, как водная гладь, и перед нами появилась дверь.
Как и входные ворота, она была из костей. Ее поверхность густо покрывали изображения: растения и животные, моря и облака, звезды и планеты, младенцы и скелеты. Добро и зло, перемешанные в самых невообразимых пропорциях.
Дверь качнулась и открылась сама собой. В камере было ничуть не светлее, чем в туннеле.
– Я украшал резьбой двери каждого узника, – послышался тонкий голосок изнутри. – Но моя дверь – краше всех.
– Вынужден согласиться, – ответил Ризанд.
Он вошел в камеру. Световые шары выхватили из темноты черноволосого мальчишку, сидевшего на полу возле дальней стены. Пронзительно-синие глаза взглянули на Ризанда, затем скользнули в проем, где остановилась я.
Риз полез в мешок… Нет, никакого мешка не было. Он полез в карман между мирами, служивший ему своеобразной кладовой. Словом, в руках Риза появился какой-то предмет, который он бросил мальчишке. На вид «ребенку» было лет восемь. Я присмотрелась к подарку Риза. На грубом каменном полу белела кость: длинная, крепкая и зазубренная с одного конца.
– Это малая берцовая кость, с помощью которой Фейра убила Мидденгардского червя, – пояснил Риз.
Я замерла. В моей костяной ловушке, расставленной на червя, было полным-полно костей. Я тогда и не заметила, какая из них оборвала жизнь твари. Я вообще сомневалась, удастся ли моя затея.
– Входи, – сказал мне Косторез.
Голосок у него был детским, но без детской невинности и доброты.
Я сделала шаг и снова остановилась.
– Как же давно ко мне ничего не попадало из внешнего мира, – сказал мальчишка, быстро оглядывая меня.
– Здравствуй, – сумела произнести я.
Он улыбнулся, изображая детскую невинность:
– Ты боишься?
– Да, – ответила я, памятуя первое наставление Риза: «Ни в коем случае не ври».
Мальчишка встал, однако к нам не подошел.
– Фейра, – произнес он, запрокинув голову.
В свете шаров его волосы отливали серебром.
– Фей-ра, – повторил Косторез, словно пробуя мое имя на вкус. Затем, опустив голову, спросил: – Куда ты попала, когда умерла?
– Твой вопрос в обмен на мой вопрос, – ответила я, вспомнив другое наставление, полученное от Риза за завтраком.
Косторез наклонил голову в сторону Ризанда:
– Ты всегда был смышленее своих предшественников.
Затем его пронзительно-синие глаза снова взглянули на меня, и мне показалось, что в них вспыхнул огонь.
– Расскажи, куда ты попала и что видела, и я отвечу на твой вопрос.
Риз едва заметно кивнул, однако взгляд у него был тревожным. То, о чем спрашивал Косторез… Я заставила себя успокоить дыхание, чтобы обдумать ответ. Чтобы вспомнить.
Чтобы снова пройти через кровь, боль, крики и медленную смерть… Амаранта ломала мне тело, убивала медленно, не спеша. Риз стоял неподалеку, рыча от бессильной ярости и глядя, как я умираю. Тамлин ползал на коленях перед троном, умоляя меня пощадить… Но мне было так невыносимо больно, что я сама хотела поскорее оборвать свое мучительное существование.
