Значит, и у моей татуировки – боевая иллирианская основа. Возможно, Риз тогда хотел пожелать мне удачи и славы в сражениях с Амарантой.
Удача и слава. Сейчас они бы мне очень пригодились.
Кассиан налил себе воды и чокнулся с моим стаканом. Трудно было поверить, что совсем недавно он учил меня премудростям нанесения ударов, заставлял дубасить по его доспехам, не давая продохнуть. А сколько раз из-за его неумолимости мне казалось, что первый день занятий станет последним! Следом вспомнилось его лобовое столкновение с Нестой, словно ему хотелось помериться силой с моей сестрой, испытать на прочность ее пламенно-стальной дух.
Кассиан сделал несколько глотков. Риз и Азриель продолжали поединок, то расходясь, то снова сходясь и заставляя лезвия мечей оглушительно звенеть.
– И когда же ты расскажешь нам, как написала Тамлину письмо с извещением, что ушла от него навсегда?
Вопрос ударил наотмашь. Ударил настолько больно, что я не удержалась и выпалила:
– А может, сначала расскажешь, как ты дразнишь и мучаешь Мор, пряча чувства к ней?
Я не сомневалась, что Кассиан прекрасно сознавал свою роль в их странном и запутанном треугольнике.
На мгновение звон стали и шуршание ног стихли, потом возобновились.
Свое удивление Кассиан попытался спрятать за грубоватым смешком.
– Позапрошлогодние новости.
– У меня такое ощущение, что и она говорит то же самое о тебе.
– Возвращаемся к занятиям, – объявил Кассиан, ставя пустой стакан на табуретку. – Стойкой займемся потом. А пока отработаем кулачные удары. Они хорошо излечивают от пустой болтовни.
Но вопрос Кассиана продолжал звучать у меня в ушах. «Ты ушла навсегда, ушла навсегда, ушла навсегда».
Да, ушла, и мое решение не было минутным капризом. Однако я не знала, как отнесся Тамлин к моему уходу и сильно ли это его задело… Конечно же сильно. Возможно, от ярости он разнес все поместье.
Помнится, после моих слов о том, что я задыхаюсь от его опеки, Тамлин разгромил собственный кабинет. А теперь, после моего письма… Я всерьез боялась вспышек его гнева. Мне хотелось спрятаться куда угодно. Но ведь я же не придумала свою любовь к Тамлину. Я любила его – глубоко, крепко, но…
– Это Риз тебе сказал? – спросила я.
Кассиану хватило мудрости придать несколько встревоженное выражение своему лицу, едва он взглянул на мое.
– Он сообщил Азриелю, поскольку тот следит за Двором весны и должен знать. Аз рассказал мне.
– Наверное, это было вчера, когда вы выпивали и танцевали.
Я залпом допила воду и пошла на площадку.
– Подожди. – Кассиан схватил меня за руку. Сегодня в его светло-карих глазах проступал зеленый оттенок. – Прости. Я не хотел тебя задевать. Аз рассказал мне только потому, что я должен знать, где и в каком направлении расположить свои силы и чего ожидать от сопредельных дворов. Никто из нас… мы не воспринимаем твое письмо как шутку. Ты сделала трудный шаг. Невероятно тяжелый. Мне просто сдуру показалось, что у тебя есть потребность поделиться этим. Еще раз – прости.
Он разжал руку.
Сбивчивые слова, искренность в его глазах…
– Ладно, забыли, – сказала я, вставая на прежнее место.
Хотя все это время Риз и вел поединок с Азриелем, я могла бы поклясться, что он следил за мной. Следил с той самой минуты, как Кассиан спросил о письме.
Кассиан нацепил перчатки с мягкой подкладкой и поднял руки. По ним мне предстояло молотить.
– Выдай ударов тридцать. Потом сорок. Потом пятьдесят.
Я покосилась на его перчатки и натянула свои.
– Но ты так и не ответила на мой вопрос, – сказал Кассиан и робко улыбнулся.
Сомневаюсь, что его соратники и воины иллирианской армии когда-нибудь видели такую улыбку.
Мы с Тамлином любили друг друга. Действительно любили. И счастье у нас было, и бурная страсть, и покой… Все это когда-то было. Когда-то.
Я встала в позицию, называемую «пять часов». Левая нога, изображавшая часовую стрелку, замерла вверху «циферблата», а правая – на «пятерке». Затем я подняла руки.
Возможно, забота и участие Тамлина были иллюзией, которую я приняла за реальность. Покрывалом, за которым он прятал истинный характер. Его потребность меня оберегать странным образом сливалась с потребностью управлять мною. Оба стремления возымели над ним такую власть, что он попросту запер меня. Как узницу.
– Я сделала то, что посчитала нужным, – сказала я.
И нанесла удар левой. Быстрый, гладкий, словно скользила по шелку, словно мое бессмертное тело наконец-то поняло, чего от него хотят.
Мой кулак ударился в перчатку Кассиана и качнулся назад, будто голова атакующей змеи. Я тут же ударила правой, двинула правым плечом и перешагнула правой ногой.
– Один, – стал считать Кассиан.
Я ударила снова: левой, затем правой.
– Два. Прекрасные удары. Давно бы так.
Еще. Еще. И еще.
Мы оба знали: «прекрасные удары» – откровенное вранье.
Ради той любви я пошла на все. Разорвала себя на куски. Убила невинных. Подверглась унижениям. А он в это время сидел на троне рядом с Амарантой. Он ничего не смог сделать, и даже не пытался. Он не рисковал, боясь, что его схватят. Только в последний вечер, накануне последнего испытания, он решился… нет, не освободить меня. Совокупиться со мной…
Удар. Удар. Удар. Левой-правой, левой-правой, левой-правой…
И когда Амаранта сокрушила меня, когда сломала мне кости и заставила мою кровь кипеть в жилах, он умолял ее, стоя на коленях. Он не попытался ее убить, не пополз ко мне. Да, потом он сражался за меня, но я за него сражалась дольше и тяжелее.
Я продолжала лупить по перчаткам Кассиана. Каждый удар был вопросом и ответом.
Когда к Тамлину вернулась былая сила, ему хватило наглости запихнуть меня в клетку. Ему хватило наглости заявить, что я уже сыграла свою роль и теперь, ради его спокойствия, должна сидеть взаперти. Поначалу Тамлин дал мне все, чтобы я стала сама собой, почувствовала себя в безопасности. Но когда он получил желаемое – магическую силу земли, – он прекратил считаться со мной. В чем-то он остался прежним Тамлином – добрым и щедрым. Просто он показал мне другие стороны своей личности, о которых я даже не подозревала.
Я стиснула зубы. Я не замечала слез, капавших на воспалившуюся душевную рану. Меня не волновало, что Кассиан, Риз и Азриель увидят меня в таком состоянии.
Звон мечей умолк.
Когда мои кулаки соприкоснулись с кожей его пальцев, я сообразила, что пробила его перчатки. Нет, я их прожгла…
Я остановилась.
От моих перчаток остались лоскуты обгорелых тряпок, густо покрытые сажей. Кассиан по-прежнему держал передо мной поднятые руки, готовый принять новые удары, если у меня возникнет такая потребность.
