– И это тоже. Хуже другое. И бедняга Виктор не подозревает, насколько это хуже.
Он свесил руки между колен и прищурился.
– Вы знаете, что в барнардских языках нет таких слов, как «индивидуальность» и «самовыражение»?
– Что за ребусы, – насупился Коннолли. Флендерс был озадачен не меньше.
– Откуда у вас такие сведения, Симон? Насколько я могу судить о барнардской цивилизации, на муравьиную кучу она не похожа. Яркость и независимость у них очень даже ценятся.
– Неверное слово, Джеффри. Не ценятся. Можно ли сказать, что у землян ценится умение ходить на двух ногах?
– Ну, – поразмыслив, сказала Лика, – у тяжелобольных, наверное, да.
– Разве что у больных, – сардонически усмехнулся француз. – Для барнардца чувство собственного достоинства – естественный орган. Мне приходилось читать лекции по земной истории студентам с Барнарды, и у меня вечно возникали проблемы – в том числе с либерализмом. Было невозможно растолковать барнардцам, что такое «борьба за права и достоинство личности». Для них это какая-то дикая несуразица. Как если бы…
Несколько мгновений Лагранж напряжённо подыскивал аналогию; морщины у него над бровями стянулись полукругом от мыслительных усилий.
– Вы можете представить себе индейца – не навахо или сиу, а из какого-нибудь крошечного племени, из тех, что ещё продолжают жить по обычаям каменного века в заповедниках Амазонии? Вообразите, что этот индеец – голый, с палочкой в носу, весь в боевой раскраске – гордо марширует с плакатом, на котором написано, что он борется за своё законное право обладать нейронными рефлексами?
– Дадаизм какой-то, – сказала Лика. – Или кино XXII века.
– Кажется, я догадываюсь, – Флендерс потёр мочку уха. – У индейца ведь и так есть нейронные рефлексы, иначе он был бы мёртвым?
– В точку, Джеффри. Нейронных рефлексов у него предостаточно, хотя сам он об этом не знает. И хотя в его языке вообще нет слов для обозначения этого понятия. Так вот, перенесите на Барнарду наш классический либерализм – и Монтескье, Локк, Джордж Вашингтон окажется в роли голого индейца с абсурдистским плакатом.
– А вы философ, Симон, – сказал Флендерс. – Оригинальная мысль – борьба за право на нейронные рефлексы…
– Пожалуй, пришлась бы по вкусу какой-нибудь политической партии 2050-х, – засмеялся Коннолли.
Лика оглянулась через плечо на Фоо.
– Миай точно больше интересуется индейцами без плакатов.
Стажёр был с головой погружён в происходящее на экране видеоплеера. Он сполз на самый край кресла и взвизгивал от восторга каждый раз, когда в фильме гремел одному ему слышный выстрел.
– Вы зря смеётесь, – укорил их Лагранж. – В определённом смысле Виктор ничуть не менее наивен, чем Миай, хотя он и старше. Он может потрясать нас своим английским и походя ссылаться на земную литературу, но кое-каких уроков земной культуры он так и не усвоил. Или не захотел усвоить.
– То есть земных представлений о субординации? – спросил Флендерс.
– Я бы выразился жёстче. Он не в состоянии понять, что для некоторых землян существуют только две формы взаимоотношений: либо ты, либо тебя.
Флендерс сидел как на иголках. Дурак, мысленно обругал он сам себя. Ты вообразил, что его и впрямь интересует твоё личное отношение к Виктору. А бояться следовало совсем не этого. Конечно, девять из десяти, что Мэлори гомофоб, но в данный момент твои чувства к Лаи его не занимали ни на вот столько. На самом деле он ждал, что ты брякнешь что-нибудь такое, что даст повод к нему придраться… Для таких, как Мэлори, вопрос «ты или тебя» существует исключительно в переносном смысле.
– В переводе на более вульгарный язык, – вмешался Коннолли, – Носорог его пытается нагнуть. Так я говорю?
– Верная формулировка. Но вряд ли у него что-то получится, если только Виктор сгоряча не сотворит какую-нибудь капитальную глупость.
– Ну, он же не студент-первокурсник, – возразил Флендерс. – Мэлори тоже не понимает, на кого он напал. Он привык не воспринимать барнардцев всерьёз, вот и прёт по инерции.
– Как он относится к барнардцам – фактор второстепенный, – сказал Коннолли. – Мэлори не любит независимых. Это фактор номер один. А то, что Вик не считает себя его подчинённым, только полный идиот не заметит. Он же у нас Казак.
– А Мэлори, значит, Екатерина Вторая? – не без сарказма откликнулась Лика.
– При чём здесь Екатерина Вторая?
– Для тех, кто не специализируется на славянской истории, я бы хотела напомнить, что стало с теми казаками, в честь которых наш друг получил свою кличку. Они отказались признавать господство Екатерины, и императрица попросту разогнала их силовыми методами.
– К счастью для Виктора, Мэлори не располагает силовыми методами. Да и гнать его отсюда некуда. Он даже штрафные вписать ему не может – ведь Виктор не член экспедиции.
– Так-то оно так, Джеф, но, если возникнет конфликт, Носорог попытается отравить ему жизнь всеми доступными средствами, – удручённо заявил Коннолли. – Я знаю, о чём говорю. Обидеть барнардца – это не на кафедре интриговать. Это не останется внутренним делом экспедиции. Мы все окажемся по уши в дерьме, и не отмоешься.
12. КАСПАР ГАУЗЕР
Марс, экспедиция D-12. 10 ноября 2309 г. по земному календарю (11 сентября 189 года по марсианскому).
– Какие-то проблемы? – недовольно спросил Мэлори, чувствуя, что дело неладно. Коннолли поставил поднос с ужином на стол и уселся, по видимости игнорируя вопрос.
– Вы оглохли? – Мэлори требовательно навис над ним. – Я к вам обращаюсь, между прочим.
– Да так… – неохотно ответил Коннолли, стараясь не глядеть ему в глаза. – Амаи не отрегулировал кислородный аппарат, а на раскопках не обратил на это внимания. Сколько он провёл на пониженном доступе, никто не знает. Теперь Джеф с Эльзой вынимают его из скафандра.
– Минус двадцать баллов, – определил Мэлори. – Не будь он стажёром, я бы вкатил ему сорок. Где этот умник?
– Вон, – кивнул Коннолли. Дверь столовой распахнулась, и внутрь ввалился Флендерс. Он почти нёс на себе обмякшего Амаи Ори, совершенно невменяемого после кислородной ингаляции, которую ему сделала Эльза Рэй. Усадив стажёра за стол, он с облегчением перевёл дух.
– Нам бы кофе, – сказал он, обращаясь к Рите Кертис в кухонном отделении. – Сможете организовать?
– Горчицы вам в задницу, а не кофе, – сказал подошедший Мэлори. – Чтобы не забывали проверять скафандр. Я что, заново должен учить вас технике безопасности?
Ори уставил мутные глаза на начальника экспедиции.
– Безопасности?! – прохрипел он. И вдруг визгливо рассмеялся ему в лицо.
– Вы мне это прекратите… – начал Мэлори. Ори пошатнулся и с грохотом опрокинулся на пол вместе со скамьёй.
