– Вроде бы пьян был Вик, а не ты?
– Тебя не касается, – на пределе нервов ответила Лика. Пути к отступлению не оставалось – позади его перегораживало какое-то возвышение вроде эстрады, примыкавшее к колонне боком. Коннолли надвинулся на неё.
– Не будь сентиментальной дурой. Ему действительно было плохо, он сам чуть концы не отдал из-за Дорана. А тебе лишь бы удовлетворить свою бабскую наклонность жалеть! Думаешь, ты проявляешь альтруизм? Ни фига подобного, тебя просто это возбуждает.
– Чего тебе от меня надо? – процедила Лика. Ещё немного, и я дам ему по морде, подумала она.
– Чтобы ты думала о последствиях своих ролевых игрушек. Хорошо, если для него это всё и вправду игрушки. Ну а если вы оба подсядете друг на друга, и начнётся ломка? Свою психику можешь калечить как угодно, но имей совесть по отношению к Вику.
– Если уж говорить о ролевых играх, роль Отелло тебе не идёт. Мастью не вышел.
Она рассмеялась. Вышло неестественно. Шутка, однако, и впрямь принесла облегчение. К чёрту Патрика, подумала она, расслабляясь.
Коннолли посмотрел на неё с какой-то непонятной грустью.
– Ты и правда дура, – чужим, сострадательным тоном проговорил он. – Если воображаешь, что у меня нет иной цели, кроме как разыграть перед тобой мелодраму…
Вот дьявол, ничего не выходит, подумал он. Ему следовало сказать всё прямо, так, как есть. «Если тебе нужен мужик, Египет твою мать, трахнись с кем-нибудь из землян в отеле», – вот что надо было сказать, но он робел перед Ликой. Она наверняка оскорбится, сочтёт его циником. Он не знал, как втолковать ей то, что он пытался донести до её сознания: привязанности барнардцев имеют принципиально иную природу, чем у землян, всё это совсем не так забавно, как ей кажется…
– Как знаешь, – устало сказала Лика. Она не хотела иных объяснений, возможность которых замаячила где-то у неё в подсознании. Не может быть, чтобы Патрик… Хотя и Мэлори как будто бы ничего особо не имел против барнардцев, пока Лаи не перешёл ему дорогу. Что только не прёт из людей, когда им переходят дорогу…
– Хватит дуться, – сказал Коннолли. – Ну да, я гадский маньяк и страдаю паранойей. Годится?
– Чучело, – с внезапной нежностью ответила Лика. Надо же, подумала она, вот он стоит перед ней – высокий, широкоплечий, костистый; впалые щёки, светлые голубые глаза, в рыжих лохмах искушённый взгляд способен опознать наимоднейшую стрижку «под Оливера Твиста»… Почти идеальный образец того типа мужчин, который ей всегда нравился. А её почему-то тянет к созданию в полтора метра ростом, немного надменному, немного манерному, с детскими губками бантиком, нелепой прядью на бритом черепе и чем-то подозрительным в сапоге. Кстати, уж не оружием ли? Эта мысль неприятно поразила её. Она не задумывалась над тем, что интеллигентнейший Лаи, учёный межпланетного класса, может носить при себе что-то, предназначенное для убийства.
– Сама ты чучело, – устало заметил Коннолли. – На семинар по проторуническим надписям пойдёшь?
Лаи объявился только в конце обеденного перерыва. Он вернулся откуда-то мрачный, без своего обычного румянца на лице и, едва поздоровавшись, сел за стол напротив Патрика и Лики. Некоторое время он отрешённо изучал сенсоры на меню. В отличие от гостиницы, демонстрировавшей изысканность с помощью старомодного «шведского стола», в университетской столовой была обычная дистанционная система заказа комплексных обедов. Коннолли смотрел, как Лаи выбирает из предложенных вариантов и оплачивает заказ. Ему не терпелось узнать, что всё-таки произошло за это утро, но он удерживался от вопросов. Заговорил первым Лаи.
– По мне видно? – странно ухмыляясь, спросил он и поглядел на Коннолли.
– Не знаю, о чём ты, но видно. Что, ты сделал кому-нибудь «уахха-май»?
Вот придурок, мысленно взвыла Лика. Как он не понимает, что такие шуточки…
– Ну зачем же, – дружелюбно произнёс Лаи. Ему принесли обед, и он принялся протирать руки очищающей салфеткой. – Просто сегодня не мой день. Я поругался в медцентре.
– Господи, Виктор! – охнула Лика. – Из-за чего?
Только-то? Она почти разозлилась на Лаи. Делать ему больше нечего; детский сад какой-то. Если бы он только знал, что она ради него сейчас только что чуть собственными руками не пустила под откос свою дружбу с Патриком… И что мина ещё не убрана с рельсов.
– Я запросил архив центра – истории болезни всех, у кого были сердечные приступы. Там сегодня дежурит другой врач. Женщина. Она мне отказала – сослалась на конфиденциальность.
– Интересно, а вы как хотели? – в досаде проговорила Лика. – Она что, так и должна была выложить постороннему человеку чужие данные?
– Никто не является посторонним, – терпеливо разъяснил Лаи, – когда дело касается опасности для других людей. Но она-то не знает, при каких обстоятельствах подобрали Дорана. Она, конечно, и слушать меня не захотела.
Барнардец скривил губы, словно пытаясь рассмеяться.
– С её точки зрения, у мальчишки и раньше было больное сердце, а мне следует лечиться от неполадков здесь, – он постучал согнутым пальцем по лбу. – Сказала, что вызовет карабинеров, если я не покину медцентр.
– Вик, – беспокойно сказал Коннолли, – ты всё ещё думаешь, что между этими приступами есть какая-то связь?
– Я в курсе, что полагаться на интуицию ненаучно. Но до последнего времени она меня не подводила.
Лика машинально смотрела, как он кидает в рот кусочки мяса и овощей. В этот раз ей было почему-то особенно противно, что он всё ест руками. Просто удивительно, как такая высокотехнологичная цивилизация не додумалась хотя бы до чего-то вроде японских палочек. Хотя, надо признать, руки у него чище, чем у неё самой, несмотря на профессию – на раскопах, должно быть, не пренебрегает крем-латексом… Она вдруг вспомнила: на марсианской станции Лаи пользовался ножом и вилкой не хуже любого землянина-европейца.
– Что бы там ни было, – подавленно сказал он, – Дорану здоровья уже не вернёшь. Но если существует хоть какая-то вероятность, что это может повториться с кем-то ещё… Если я неправ, тем лучше.
– Да что с вами происходит? – поразилась Лика. – Был бы это, по крайней мере, ваш сын…
– Он и есть мой сын.
Он произнёс это самым спокойным и будничным тоном, сконфузив её.
– Но ведь это… ээ-э… в фигуральном смысле? – попыталась она поправить положение, заранее понимая, что попытка окажется неудачной, и чувствуя себя всё глупее и глупее.
– В прямом. По закону, Доран мой «ои» – «дитя».
– Не понимаю, – сказал Коннолли. – Ты что, его опекун? При живом отце? Ты вроде не говорил, что с твоим братом что-то случилось.
– Дафия чувствует себя прекрасно. Не в этом дело. Все младшие родственники, кроме братьев и сестёр, по нашим законам считаются «ои». В земной терминологии, я прихожусь Дорану дядей. В нашей – двоюродным отцом.
