Идем не спеша. А я только молю об одном: чтобы время остановилось. Ну, замедлись, как на уроках физики или когда я чего-то ожидаю с нетерпением. Вдруг он меня и правда только до подъезда проводит. И все на этом…
– Марин, – снова слышу свое имя, которое он произносит так мягко и трогательно. С Диминым «Солнцем» и рядом не стоит.
Останавливается. И я останавливаюсь. Замираю и не знаю даже, как себя вести нужно. Он что-то спросить хочет? Или сказать? Смотрит на меня. Я чувствую, хоть и не решаюсь поднять голову. Устремила свой взгляд на линии, которые оставляет мой сапог на тонком белоснежном покрове, когда я вожу им машинально туда-сюда. А он все молчит. Может, ждет, когда я посмотрю на него?
– Не могу так больше, – говорит почти шепотом, но я слышу. Все слышу. Сейчас мой слух способен среди тысячи голосов лишь его один воспринимать.
– И я не могу, – вздыхаю мысленно. Ой. Или я это вслух произнесла?
– Марин… – Снова мое имя повторяет и на шаг еще ближе становится. А я застываю на месте. Ожидаю, что еще скажет. И сердце стучит неудержимо. – Объясни мне, чем я тебя так обидел, что твоя мама безжалостно меня выставила, даже слова не дав сказать?
Пытаюсь вдуматься в каждое слово. Может, мне послышалось? Или есть какой-то второй смысл сказанного? Слезы к глазам подступают. Как такое могло быть? Это что же получается? В то воскресенье не Дима, а он ко мне… Ко мне… домой приходил. Он…
– Тебя?
Чувствую, что не в силах уже сдерживаться, сейчас разревусь от собственной глупости. Но смотрю в его глаза, синие до безобразия. Что же это? Неужели правда?
– Меня, – подтверждает.
Чувствую, как слезы бегут по щекам и капают куда-то. На куртку, наверное…
– Это ты в тот вечер так поздно к нам приходил? – переспрашиваю все заново, потому что боюсь. Боюсь, что что-то где-то не так поняла.
– Я.
Захлебываюсь уже от абсурдности ситуации. Не могу держать себя в руках.
Значит, приходил. Значит, хотел увидеть. Может, объяснить что-то… А я…
– Так это не тебе, – уже сама не разбираю слов, которые сказать хочу в свое оправдание, – не для тебя… Я думала, это не ты…
– А кто? – не понимает, кажется. Но дотрагивается легонько до моего плеча. И обжигает словно.
– Дима… – всхлипываю.
Вижу, как меняется его взгляд молниеносно. И уже не касается меня осторожно пальцами, а трясет неловко за плечи. Теперь обе стороны приятным огнем горят от его прикосновений.
– Это он?.. Он руки распускал?.. Говори!.. – произносит громко, прерывисто, и чувствую, как его голос дрожит. – Что? Что он с тобой сделал?
Теряюсь, утопаю в его больших красивых глазах. Они магически действуют на меня. Что это? Ревность? Умопомрачение? Одно знаю точно: мне от этого внезапного порыва безумно приятно. И взгляд его такую немыслимую силу выражает.
– Ничего, – улыбаюсь совсем немного, и слезы все куда-то разбегаются. – Противный он просто. Липнет постоянно.
А про поцелуй не решаюсь рассказать. Ни к чему это. Я же ему не отвечала. Мне самой противно было. Да и не приставал он, в общем-то, в тот момент…
Чувствую, как дышит глубоко. Рядом совсем. Близко. Смотрит с доверием. А эмоции чуть ли не каждую минуту одна другой сменяются. Поправляет рукой шапку – она уехала на самый затылок.
– Точно? Не приставал? – И вроде даже смеется слегка.
– Да нет… Ничего такого, – опять улыбаюсь в ответ. Но тут же про контрольную вспоминаю. Про Асю. И слезы снова подступают, как и ком, который где-то в горле образовался. Но решаюсь. И спрашиваю. Другого момента ведь не будет. – А это ты за меня контрольную решил?
– Я, – отвечает тихо и улыбается. Смешно ему…
А у меня это «я» в голове барабанную дробь выстукивает. Не соображаю уже ничего. Говорю что-то бессознательно… То, что давно понять для себя хотела.
– Это ты… получается… у нее… – замолкаю на секунду, – у Анастасии Владимировны… дома бываешь?
И задыхаюсь. Жадными глотками воздух хватаю. А у самой голова кружится. И слезы уже ручьем. Сейчас… Сейчас доберутся до моего слуха страшные слова…
– Вообще-то я с ней живу. – Как раскат грома слышу его голос, он ухает куда-то в глубины подсознания. И бежать хочется далеко-далеко. Но ноги не слушаются. И сил совсем нет. Чувствую только, как прижимает меня к себе ближе… аккуратно так, отчего я вообще перестаю соображать. И уже никуда не хочу. Остаться бы в его объятиях навечно. Даже умереть вот так согласна. Но тут же слышу шепот у самого уха: – Она моя родная сестра.
Земля из-под ног уходит. Мягкая-мягкая становится.
Сестра?.. Родная сестра?..
Плачу. Рыдаю в голос. Глупая! Глупая. Глупая… Дуреха. Сестра же. Сестра!
Как все просто оказывается. Сама себе капканы расставила. На каждом шагу. И угодила ведь во все до единого. До боли. До крови. Или, может быть, сейчас это снова моя больная фантазия? Нет… Вот он. Рядом со мной. Держит крепко. Сильный. Надежный. Мой… Или нет? Снова путаюсь. Пугаюсь. Где правда, где вымысел, где реальность… Смешалось все и не разобрать.
– А записка? – Отстраняюсь совсем немного, только чтобы в глаза его заглянуть, ответ найти на этот последний вопрос.
А он нежно слезы смахивает с моих щек вперемешку со снежинками и убирает волосы в сторону, которые лезут мне в глаза, в рот, в нос.
– Тебе записку писал, – улыбается, – в твою тетрадь спрятал.
– Мне? – эхом переспрашиваю, боюсь захлебнуться от счастья.
Ведь в этот миг я все отдать готова! За этот взгляд! За эти слова! За эту безумно красивую улыбку!
Весь следующий день сижу в соцсетях. Пишу ему всякую разную ерунду. А он мне отвечает. Объясняю, что по воскресеньям мы не гуляем. Заведено у нас так в семье, и ничего с этим не поделать. Тем более завтра в школу. Подготовиться надо. Но в школе же увидимся обязательно. А вечером уже и погулять сможем. Только готовиться некогда. До поздней ночи обмениваемся с ним эсэмэсками. Ничего важного. Но так приятно засыпать с телефоном в руке, спрятавшись с головой под одеяло. Даже Иринка, похоже, завидует.
А в понедельник бегу в школу со всех ног. Почти самая первая в класс прилетаю. Катенька Громакова уже доску намывает. Хватаю вторую тряпку и помогаю ей. Она только ухмыляется, но не сопротивляется. Радуется про себя наверняка.
Вот уже и мальчишки подтягиваются. Скидывают рюкзаки и пакеты на парты и в коридор убегают. Каждый по своим делам. А с Никитой мы договорились в столовой после второго урока встретиться. Вот и жду спокойно своего заветного часа. Знаю теперь, что все будет хорошо.
Перед вторым уроком Носов с Верещагиным с перемены в класс заваливаются и со злорадством обращаются к Коломенцеву, хотя орут на весь класс. Информация, видно, очень важная:
