Лайла крепко сжала черный камень, а Келл обхватил руку Лайлы и даже сквозь ее ладонь ощутил гул магии. Он постарался не думать о том, что камень зовет его.
– Ты уверена? – спросил он в последний раз.
– Все получится, – ответила Лайла, но это прозвучало уже не так убежденно, как раньше. Ей просто хотелось в это верить. Келл кивнул. – Ты же сам говорил, – продолжила она, – что в каждом из нас смешаны человеческая природа и магия. Значит, и во мне тоже, – она посмотрела ему в глаза. – Что теперь?
– Не знаю, – честно сказал он.
Лайла шагнула к нему вплотную, и он почувствовал, как колотится ее сердце. Как хорошо эта девушка умела скрывать страх! Он не был заметен ни в лице, ни во взгляде, но сердцебиение ее выдавало. Затем Лайла ухмыльнулась, и Келл задумался – что же она испытывает: страх или что-то совсем другое?
– Учти, я не умру, пока не увижу своими глазами, – сказала она.
– Что не увидишь?
Девушка широко улыбнулась:
– Всё!
Келл улыбнулся в ответ. Тогда Лайла притянула его к себе и коснулась губами его губ. Поцелуй был таким же мимолетным, как ее улыбка.
– А это зачем? – оторопело спросил он.
– На удачу, – пояснила она, прижимаясь плечами к стене. – Впрочем, удача тут ни при чем. У нас и так все получится.
Келл потрясенно смотрел на нее, а потом заставил себя перевести взгляд на кровавый символ на кирпичной кладке. Он крепче сжал руку девушки и поднес пальцы к метке.
– Ас Оренсе, – четко произнес он.
Стена прогнулась, и странник и воровка шагнули вперед и прошли насквозь.
III
Бэррон проснулся от шума во второй раз за утро.
Шум в таверне – обычное дело. Он есть всегда, в любое время суток: то оглушительный, то еле слышный – но от него все равно никуда не деться.
Даже когда бар внизу закрыт, внутри никогда не бывает по-настоящему тихо. Но Бэррон знал все звуки своей таверны: от скрипа половиц и дверей до свиста ветра, дующего сквозь сотни щелей в старых стенах.
Бэррон знал их все.
Но этот звук был другой, посторонний.
Бэррон давным-давно владел таверной «на стыке», как он сам называл про себя скрипящее старое здание. За это время он привык к странностям, появлявшимся в его жизни, как мусор, выбрасываемый приливом. Эти странности не вызывали ни удивления, ни страха. Он не испытывал никакого интереса или тяги к тому, что другие называли магией, однако у него постепенно развилось особое чутье. И Бэррон к нему прислушивался.
Точно так же он прислушался к шуму над головой. Тот был совсем негромкий, но неуместный и порождал чувство опасности. Волосы на руках встали дыбом, а сердце, всегда такое спокойное, забилось угрожающе быстро.
Шум повторился, и Бэррон узнал скрип старого деревянного пола. Он сел в кровати. Прямо над ним находилась комната Лайлы, но это были не ее шаги.
Когда кто-то долго живет с тобой под одной крышей, ты начинаешь узнавать звуки, которые человек производит: не только голос, но и то, как он ходит, как двигает стул или ложится в кровать. Поэтому Бэррон знал, как ступает Лайла, когда не таится, и как звучат ее шаги, когда она не хочет, чтобы ее услышали. Но звуки сверху не были похожи ни на то, ни на другое. К тому же первый раз он проснулся, когда Лайла и Келл уходили. Бэррон не попытался остановить девушку: он уже давно понял, что это бесполезно, и решил, что его таверна должна быть просто тихой гаванью, куда она всегда может вернуться. И Лайла неизменно возвращалась.
Но если это не она ходит по комнате, то кто же?
Бэррон вскочил на ноги. Пугающее чувство опасности усилилось. Он натянул на плечи подтяжки и всунул ноги в ботинки.
На стене у двери висел дробовик, заржавевший оттого, что им долго не пользовались (внушительная фигура Бэррона сама по себе производила достаточное впечатление на любого нарушителя спокойствия). Но сейчас Бэррон схватил ружье за ствол и снял его из подставки. Распахнул дверь, поморщившись от скрипа, и направился по лестнице к комнате Лайлы.
Бэррон знал, что красться бессмысленно: он никогда не отличался изяществом, и ступени громко скрипели под его сапогами. Добравшись до невысокой зеленой двери наверху, он замялся, приложил ухо к филенке, но ничего не услышал. Может, он просто слишком чутко спал после ухода Лайлы, волновался за нее: вот ему и померещились грозные шаги в ее комнате? Бэррон ослабил хватку, выдохнул и собрался уже вернуться назад. Но вдруг услышал звон падающих монет, и сомнения в ту же секунду развеялись. Вскинув дробовик, он распахнул дверь.
Лайлы и Келла не было, а у открытого окна стоял человек, покачивая на ладони серебряные карманные часы Лайлы. В свете лампы на столе, заливавшей комнату неестественным бледным светом, незнакомец казался каким-то бесцветным: пепельные волосы, бледная кожа, выцветший серый камзол. Когда он перевел взгляд на Бэррона (оружие в его руках явно не произвело на незнакомца ни малейшего впечатления), хозяин таверны увидел, что один глаз у него зеленый, а другой – черный как смоль.
Именно этого человека описывала ему Лайла. Он знал, как его зовут.
Холланд.
Недолго думая Бэррон взвел курок и разрядил дробовик с оглушительным грохотом, от которого заложило уши. Но когда дым рассеялся, оказалось, что бесцветный человек стоит на том же месте, целый и невредимый. Бэррон вытаращился на него в недоумении. Воздух перед Холландом слабо поблескивал, и лишь несколько мгновений спустя Бэррон догадался, что это застывшая в полете дробь. Крохотные металлические шарики повисели перед грудью Холланда, а затем с грохотом посыпались на пол, точно град.
Не успел Бэррон сделать второй выстрел, как Холланд шевельнул пальцами, и ружье, вырвавшись из рук хозяина таверны и пролетев через всю комнатку, ударилось о стену. Бэррон хотел броситься за ним, но не смог: тело не послушалось. Он словно окаменел, но парализовал его не страх, а кое-что посильнее – магия. Бэррон изо всех сил пытался хотя бы поднять руку, но неведомая сила не позволяла даже шелохнуться.
– Где они? – спросил Холланд низким, холодным и глухим голосом.
По вискам Бэррона катились капельки пота: он боролся с магией, но ничего не мог сделать.
– Ушли, – буркнул он.
Холланд расстроенно покачал головой и достал из-за пояса изогнутый нож.
– Я заметил.
Ровными, гулкими шагами он пересек комнату и приставил клинок к горлу Бэррона. Лезвие было холодным и очень острым.
– Куда они ушли?
От Келла пахло лилиями и травой, а от Холланда – пеплом, кровью и металлом.
Бэррон встретился взглядом с магом. Его глаза были так похожи на глаза Келла – и при этом совершенно другие. Заглянув в них, Бэррон увидел злобу, ненависть и боль. Они танцевали внутри, но ни одно из этих чувств не отражалось на лице.
