– Бедняжечка, – холодно фыркнула Лайла, отталкивая его. – Чего ты хочешь? Жалости? От меня ты ее не дождешься!
Келл стиснул зубы:
– Я не…
– У тебя нет дома, но зато есть кров, – выпалила она. – У тебя есть люди, которые заботятся о тебе, пусть и не любят тебя, как сына. Возможно, у тебя нет всего, что ты хочешь, но бьюсь об заклад, у тебя есть все, что нужно. И у тебя хватает наглости заявлять, что все это ничего не значит просто потому, что тебя недостаточно любят?!
– Я…
– Любовь не согреет в мороз, Келл, – продолжала девушка, – и не накормит, когда умираешь от голода. Она не спасет, если тебя пырнут ножом из-за пары монет в кармане. На любовь ничего не купишь, поэтому радуйся тому, что имеешь, и тем, кто у тебя есть: может, тебе чего-то и хочется, но зато ты ни в чем не нуждаешься.
Лайла умолкла, тяжело дыша. Глаза ее блестели, а щеки горели.
И тогда Келл впервые увидел не ту Лайлу, какой она хотела казаться, а настоящую: сообразительную, но до смерти перепуганную девушку, каждый день вынужденную бороться за свое существование. Он вдруг понял, что она мерзла, голодала, дралась и почти наверняка убивала – и все ради того, чтобы сохранять свою жизнь, оберегать ее словно свечу на ветру.
– Скажи что-нибудь, – с вызовом бросила она.
Келл сглотнул, сжал кулаки и посмотрел на нее в упор:
– Ты права.
После этого признания он почувствовал странную опустошенность, и в ту же минуту ему захотелось домой (ведь у него был дом, которого не было у Лайлы). Захотелось, чтобы королева погладила его по щеке, а король похлопал по плечу. Захотелось обнять Ри за плечи, выпить за его день рождения и послушать его болтовню и смех.
Ему ужасно этого захотелось.
Но теперь это невозможно.
Он допустил ошибку – подверг их всех опасности – и должен ее исправить.
Ведь его долг – их защищать.
К тому же он любит их.
Лайла не сводила с него глаз, пытаясь найти в его словах какой-то подвох, но никакого подвоха не было.
– Ты права, – повторил Келл. – Прости. По сравнению с твоей жизнью моя, наверное, кажется райской…
– Не смей меня жалеть, чародей, – ощетинилась Лайла, сжав невесть как появившийся в руке нож: от перепуганной сиротки не осталось и следа. Она снова стала разбойницей.
Келл чуть улыбнулся. Спорить с Лайлой было бесполезно. Он просто порадовался, что она снова во всеоружии.
Маг посмотрел в небо. На низкие тучи ложился красноватый отсвет Айла. Надвигалась гроза. Ри расстроится, ведь его раздражает все, что способно омрачить его великолепный праздник.
– Пошли, – бросил Келл, – мы уже почти на месте.
Лайла спрятала клинок в ножны и зашагала за ним, уже значительно менее сердитая.
– Как называется то место, куда мы идем?
– Ис кир айес, – ответил Келл. – «Рубиновые поля».
Он еще не говорил Лайле, что ее путешествие здесь и закончится – должно закончиться, ради его спокойствия и ее безопасности.
– Что ты надеешься там найти?
– Вещь, которая позволит нам попасть в Белый Лондон.
Он мысленно перебрал свои сокровища, прикидывая, что подойдет лучше всего.
– Хозяйку таверны зовут Фауна, – продолжил он. – Вы с ней найдете общий язык.
– Почему это?
– Потому что вы обе…
Он собирался сказать «страшно упрямые», но, свернув за угол, резко остановился и умолк.
– Это «Рубиновые поля»? – осторожно спросила из-за плеча Лайла.
– Да, – тихо сказал Келл. – Точнее, они тут были.
Ничего не осталось, кроме золы и пепла.
Таверна сгорела дотла вместе со всем, что в ней находилось.
IV
Это был не обычный пожар.
В обычных пожарах сгорает дерево, но не металл, и обычное пламя перекидывается на соседние здания, а это – нет. Огонь объял одно-единственное здание, и лишь несколько языков пламени опалили брусчатку вокруг таверны.
Это явно было заклятье. Причем свежее: от развалин все еще исходило тепло, пока Келл и Лайла пробирались по ним, осматривая, что осталось. Но ничего не осталось.
Келлу стало нехорошо.
Страшный пожар вспыхнул внезапно, и, судя по всему, тот, кто его устроил, создал и ограничительный круг, который не просто удерживал пламя – он удерживал все и вся. Сколько людей оказалось в ловушке? Сколько трупов лежит теперь под обломками – трупов, обгоревших до костей или даже превратившихся в золу?
А затем Келл эгоистично подумал о своей комнате.
Музыкальные шкатулки и медальоны, инструменты и украшения, ценные и не очень, обычные и уникальные – все то, что он коллекционировал несколько лет, исчезло.
В голове прозвучало предостережение Ри: «Брось эти глупости, пока тебя не поймали». И на миг Келл даже обрадовался, что лишился добычи, прежде чем ее обнаружили. Но тут же осознал всю серьезность своего положения. Поджигатель явно хотел не просто лишить Келла его сокровищ. Дело было не в этом или не только в этом. Его хотели изолировать. Уничтожили предметы, без которых он не сможет проникнуть в другой мир. Кто-то старательно загонял его в угол, позаботился о том, чтобы он никуда больше не смог попасть, даже если доберется до Красного Лондона.
Такая дотошность выдавала с головой Холланда. Он сорвал с шеи Келла монеты и зашвырнул их в темноту, он же устроил пожар.
Лайла пнула носком сапога оплавленную половинку чайника.
– Что теперь?
– Здесь ничего нет, – сказал Келл, высыпая сквозь пальцы пригоршню золы. – Придется где-то еще поискать.
Он задумчиво вытер с рук сажу. Конечно, он не единственный в Красном Лондоне, у кого есть безделушки из других миров, но таких людей немного. Да и сам он охотнее пускал в оборот безобидные вещицы из Серого Лондона, чем артефакты из жестокого Белого. Одна вещица была у короля. Она передавалась из поколения в поколение уже много лет. И у Фауны была безделушка из Белого Лондона – он отдал ее в счет оплаты за комнату, когда они заключили сделку. (Впрочем, Келл подозревал, что тело Фауны теперь погребено где-то под обломками.)
И еще один предмет был у Флетчера.
Келл мысленно поморщился.
– Я знаю одного человека… – сказал он, чтобы не объяснять, что Флетчер – мелкий жулик, который проиграл ему в санкт, когда Келл был на пару лет моложе и в несколько раз заносчивее. Келл подарил ему безделушку из другого мира в знак примирения (как он сам себе говорил) или для того, чтобы его унизить (это уж если быть честным). – Его зовут Флетчер. Он держит ломбард возле доков, и у него должна быть вещь из Белого Лондона.
