Короче, как сказал прибежавший рыбак, келлийцев было около трёх десятков. Тут же был скомандован сбор, и две полные центурии были направлены туда. Я, к счастью, был в одной из этих центурий.
Вы представить себе не можете, друзья, как я волновался! Сердце билось с такой силой, что я стискивал зубы, боясь, что иначе оно выпрыгнет прямо изо рта. А ещё мне казалось, что оно выстукивает мне «Ши-ка! Ши-ка!». В общем, я тогда был уверен, что по уши влюблён, и что не смогу жить, если с Шикой что-то случится.
Быстрым маршем мы добрались до деревни. Она не горела – да и что там могло гореть?! Келлийцы уже отступили. На берегу у деревни лежали с полдесятка порубленных тел. Я едва не сошёл с ума, но затем понял, что всё это – мужские тела. Однако в деревне никого не было, и стало ясно, что берсерки увели жителей в рабство.
Некоторые из наших стали говорить, что надо возвращаться. Что северяне уже ушли, и их не догнать. А если и догоним, то ещё не известно, как дело обернётся – вдруг их больше трёх десятков? Причём разделились мнения и двух центурионов. Они какое-то время спорили между собой, а затем один из них предложил добровольцам продолжить преследование под его командованием. И где-то около сотни человек согласились. Стоит ли говорить, что я был в числе первых!
Отправились дальше по следам. По дороге нашли ещё один труп рыбака. А вскоре увидели и сам драккар. Северяне уже отчаливали, так что мы никак уже не успевали. Стыдно вспомнить, но я, как идиот, бросился вдогонку, крича вслед уплывающим берсеркам, словно надеялся, что они вдруг разобидятся на мои детские обзывалки и повернут назад. Но этого, естественно, не случилось.
Я был просто уничтожен. Я даже не помню, как мы возвращались назад. Мои друзья, как могли, утешали меня, зная обо мне и Шике. Причём всем им хватило такта в тот момент не упоминать, что некоторые из них также знавали её довольно близко. Ну а я думал, что жизнь моя кончена и даже всерьёз подумывал о самоубийстве. Мне казалось, что это я виноват в том, что Шики больше нет.
Вернувшись в лагерь, я забрался в палатку и решил, что не выйду оттуда, пусть меня даже будут резать на куски. Я пропустил обед. Я пропустил построение. Мои друзья как-то там отмазали меня, потому что иначе, конечно, мне всыпали бы под первое число. А я просто лежал и пялился в серую парусину палатки. Пока не уснул.
Меня растолкал один мой приятель, Ферт, тот самый, кстати, что рассказывал про вырубленные леса. Он был лет на пятнадцать старше меня, и казался мне почти стариком, хотя я теперь понимаю, что я сейчас как раз примерно того же возраста. Но тогда я относился к нему, скорее, как к отцу. И вот он расталкивает меня и кричит, чтоб я вышел из палатки.
Я, конечно, наговорил ему много всяких слов, даже пытался заехать по морде, и в конце концов ему это надоело. Он просто схватил меня за шкирку и выволок наружу. Я орал и трепыхался, но всё было без толку. А потом я вдруг всё понял. Я увидел Шику и её отца. Они стояли возле палатки центуриона второго ранга. Оказывается, по какому-то невероятному стечению обстоятельств они решили сегодня уйти в море на ловлю, поэтому, когда в деревне орудовали берсерки, их просто не было.
И вот тут, друзья мои, я наиболее за всю свою жизнь ощутил, что такое настоящее счастье. Как не лопнуло тогда моё сердце – до сих пор ума не приложу! Я ревел, как бык, когда обнимал мою Шику, и думал, что никогда больше её не отпущу. Они с отцом, кстати, с тех пор и жили в самом лагере, пока мы там квартировали.
– И что – жили вы с ней долго и счастливо? – скептически осведомился Варан.
– Да вот, к сожалению, нет, – усмехнулся Кол. – Мне удалось оставаться в счастливом неведении всего пару дней, а потом я увидел, как она выходит из одной солдатской палатки, на ходу поправляя одежду. Она превратилась в настоящую походную жену для всего легиона. Не отказывала никому. Так что с тех пор я сперва люто её возненавидел, а затем, когда гормоны отыграли, мне стало как-то всё равно. Ходил к ней, так же, как и все. А потом нас перебросили восточнее, а она осталась с отцом там, в своих этих Песках. Что с нею сталось дальше – я не знаю.
– Н-да… Своеобразная, конечно, история, – крякнул Каладиус.
– Ну я предупреждал, – ухмыльнулся Кол.
– Да, от такой истории вряд ли пустишь слезу, – проворчал Бин.
– А по-моему, как раз от такой и пустишь, – заступилась за Кола Мэйлинн. – Мне кажется, что всё это очень печально.
– Тебе это только кажется, подруга, – возразил Кол. – Я думаю, что всё это смешно. Но уговор был рассказать случай, который помог испытать счастье, а я большего счастья, чем тогда, когда увидел Шику живой, в жизни, наверное, больше не испытывал. А теперь послушаем-ка Бина, а то ему, видишь ли, мои истории не по нраву! Пусть расскажет что-то такое, что заставит прослезиться меня!
– Ну это уж вряд ли, – ответил Бин. – Моя история очень простая и незамысловатая, как и вся моя жизнь. Так что, боюсь, вы будете разочарованы.
– Ну выбор у нас всё равно невелик, – подбодрил Кол. – Слушать либо тебя, либо ту преисподнюю, что творится снаружи. Лично я предпочитаю тебя.
– Ну ладно… – Бин на секунду прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться.
Глава 46. Продолжение историй
– Повторюсь, что моей истории далеко до рассказов Мэй и Кола, – вновь проговорил Бин, явно стыдясь масштаба своего счастья в сравнении с собеседниками.
– Да рассказывай уже! – беззлобно прикрикнул на него Кол.
– Как-то мы с приятелями отирались в районе складов, – начал Бин. – Было мне тогда лет четырнадцать, или около того. Делать было нечего, был жаркий летний день, и мы играли в камешки рядом с одним из складов. Трое нас было. И вот видим – подъезжает здоровая подвода, гружёная какими-то ящиками. Лошадьми правит возница, а рядом на хорошем коне гарцует толстый мужик-южанин. Одет богато, хотя и довольно запылён и упрел порядком.
Подгоняет он подводу к одному из складов, и зовёт старшого грузчиков, чтобы те, стало быть, разгрузили. Но, глядим, слово за слово – и начали они препираться. Южанин чего-то кричит, старшой ему спокойно так возражает. Сразу ясно – не могут сойтись в цене. Прижимистый оказался мужик. В конце концов старшой махнул рукой, мол, сам разгружай, коли так, и ушёл обратно в тенёк. А купец так и остался – стоит, растерянный, глазами хлопает. А потом, видать, шок прошёл, как начал он кричать, грозить, да куда там! Наши мужики, коли им вожжа под зад попала, назад уж не отвернут.
И вот покричал-покричал купец, да криком-то делу не поможешь. А товар-то стоит, да на солнцепёке. И тут он видит нас, сорванцов. Глядим – подзывает. Ну, у нас самым авторитетным в компании всегда был Тёрни – он был постарше нас всех, смуглый, высокий, жилистый. Мы его все безоговорочно за вожака принимали. Короче, Тёрни пошёл не спеша так, вразвалочку, к этому мужику. А через пару минут уже свистит нам, подзывает.
Подошли мы, и Тёрни нам коротко объяснил, в чём дело. В общем, оказалось, что мужик этот – саррассанец, торговец сладостями. Уж не знаю, с какой такой радости не стал он, как все саррассанские купцы делают, по Труону товар перевозить, а выбрал сухопутный путь. Так он и оказался у Складов, а не на Доках. А, может, и специально к нам подался – у нас всё попроще, и подешевле, чем в Доках. В общем, оказался он тут, но из-за своей скаредности, как мы видели, сел в лужу.