– Ах, если бы, друг мой, – усмехнулся Каладиус. – Моего умения хватило лишь на то, чтобы кое-как его перевязать. Вот наша чудотворница, – указал он на Мэйлинн.
Пришлось рассказать о лиррийском эликсире, отчего все присутствующие эскулапы пришли в крайнее возбуждение. Главный маг-целитель чуть ли не на коленях умолял Мэйлинн уступить ему несколько капель для исследования, и та уже почти уступила, не умея отказывать людям, однако в дело решительно вмешался Каладиус:
– Простите, дорогой коллега, но впереди нас ждут суровые испытания, и каждая капля будет дороже золота. Дифференциация столь сложного эликсира – дело нешуточное, и требующее огромного опыта и умения. И, боюсь, двух-трёх капель вам будет явно недостаточно, и вы станете просить ещё, и ещё. Поверьте, у меня тоже чесались руки в своё время, но я переборол себя. И сегодня в очередной раз восхвалил себя за это, потому что в противном случае мой друг мог быть уже мёртв.
– Что ж, мы не можем настаивать, мессир, – с явным огорчением ответил маг. – Но знайте, что сегодня наука потеряла очень много.
– Поверьте, коллега, весь путь науки – это череда одних сплошных потерь, – невозмутимо ответил Каладиус. – Если я что-то и понял за прожитую тысячу лет, то именно это.
Ловко припечатав придворного мага своим овеянным веками авторитетом, Каладиус вновь вернулся к постели Кола, вокруг которой кружком собрались все его друзья, наперебой что-то рассказывающие раненому преувеличенно бодрыми голосами.
– Что ж, друзья мои, отдыхайте и наслаждайтесь гостеприимством его величества, а я, пожалуй, проведаю парочку старых знакомых.
– Но куда вы, мессир? – встревоженно воскликнула Мэйлинн. – Стоит ли подвергать себя опасности?
– Во-первых, дорогая, опасности в нашей компании подвергаетесь только вы, и каждый из нас по отдельности мало чем интересен Ордену. А во-вторых, я надеюсь, вы понимаете, что не каждый орешек, попадающий в рот нашим недругам, окажется им по зубам. Я думал, что недавно сумел доказать это. Уверен, дорогой друг, – обратился он к беспомощно улыбающемуся Колу. – Если бы вы видели то, что я сотворил, то подобное волшебство вас бы уж точно не разочаровало.
– Я пойду с вами, мессир, – Варан, слегка поморщившись, поднялся с мягкого кресла.
– Ни в коем случае, друг мой! – возразил Каладиус. – Вам нужен покой и отдых, ибо ваши раны, уверен, также весьма болезненны. Я бы взял с собой тебя, друг Пашшан, – обратился он к баинину, в лице которого можно было разглядеть выражение верного пса, которого хозяин почему-то оставляет дома. – Но твоя рана на ноге будет беспокоить тебя. Кроме того, я не думаю, что мне грозит хоть малейшая опасность.
– Возьмите тогда хотя бы пару стражников! – непререкаемым тоном почти приказала Мэйлинн.
– Хорошо, дорогая моя, – рассмеялся маг. – Но лишь для того, чтобы не заставлять вас волноваться.
– А стоит ли вообще идти куда-то на ночь глядя? – с лёгким беспокойством спросил Варан. – Может быть, стоит подождать до утра?
– Когда я в Саррассе, я всегда стараюсь перемещаться по городу ночами, – ответил Каладиус. – Тише, прохладнее, да и запахи куда приятней. Не беспокойтесь за меня – я ведь не собираюсь покидать Сады императора! Только к башне чернокнижников – и назад!
– А не боитесь разбудить своих знакомых? – попробовала последний аргумент Мэйлинн.
– О, этого я боюсь меньше всего на свете, – хихикнул маг. – Оставайтесь, друзья мои, отдыхайте и набирайтесь сил! Через две недели, возможно, нам придётся отправиться в путь.
С этими словами Каладиус вышел из комнаты. Как и обещал, он обратился к первому же проходящему патрулю, состоящему из командира и двух подчинённых, и те, уже знавшие, сколь дорогим гостем является маг, без рассуждений направились за ним, лишь предупредив по дороге другой такой же патруль.
***
Был скорее поздний вечер, чем ночь, но на улице было уже совершенно темно. Зимняя южная ночь – внезапно обрушивающаяся густой чернильной темнотой, обволакивающая и заползающая в самые укромные уголки. На небе были видны лишь самые яркие звезды, поскольку земной свет затмевал свет далёких светил.
Сады императора прекрасны в любое время суток, однако именно ночью в них появлялось некое мистическое очарование, навевающее детские воспоминания о южных волшебных сказках, в которых мудрые могущественные джинны помогали ловким простолюдинам глумиться над могущественными визирями. Сотни разноцветных ламп, огней, факелов подсвечивали розово-белые стены особняков Койфара, придавая им поистине сказочный облик. Качающиеся ветви тропических растений наполняли окружающее пространство изменчивыми тенями, от которых в сладостной жути замирало сердце, заставляя снова и снова вспоминать всё тех же сказочных джиннов.
Легендарный маг Каладиус весьма органично вписывался в окружающую мизансцену. Наверное, если бы он сейчас вдруг взлетел, размахивая полами своего плаща, это не вызвало бы никакого изумления ни у редких прохожих, ни у стражи. Ему не хватало лишь тюрбана, кои любили водружать на себя актёры, изображающие южных магов на площадях Латиона.
Однако сам Каладиус не слишком-то задерживался, чтобы полюбоваться на всё это великолепие. Он шёл размеренным шагом – не быстро, но и не медленно, и, казалось, был полностью погружен в свои мысли. Трое стражников позади него мягко шлёпали своими сандалиями по аккуратно выложенной брусчатке. Они несли факелы, от которых почти не было никакого проку, поскольку и широкие улицы, и шикарные особняки были щедро освещены.
Ноги сами несли мага по давно заученному маршруту от императорского дворца к Башне Кантакалла, самой высокой из всех высоченных башен города. Именно там многие столетия располагалась резиденция одного из самых могущественных магических орденов Паэтты – Ордена чернокнижников.
Каладиус помнил совсем другой вид кварталов Койфара. Тогда тоже была ночь, правда, куда более душная, и куда более тёмная, поскольку не была освещена таким изобилием огней. И огонь факелов тогда не умиротворённо подсвечивал засыпающие дома, а безумно метался, предвещая ужас. И тени, отбрасываемые трепещущими ветвями, походили на тени убийц с занесёнными кинжалами. А на ухоженных сейчас мостовых тогда была кровь. Кровь и тела. И ночь разносила окрест мученические вопли несчастных, погибавших или во имя юного императора Малиллы, или же во имя великого мага Паториуса.
И как всегда – магия в решающий момент уступила место простой грубой силе – стали и кулакам. И сам Каладиус, спешащий ко дворцу, держал в руках окровавленный меч, а на щеке засыхала россыпь мелких кровавых бисерин. А затем – горящий дворец, визги служанок, округлившиеся, испуганные глаза пятнадцатилетнего юнца, когда с треском слетела с петель тяжёлая резная дверь. «Пойдёмте, ваше величество!» – сказал тогда Каладиус. – «Прошла пора прятаться, пришла пора царствовать!».
Справедливости ради, юный Малилла и не прятался вовсе. Он был пленён и заперт подручными Паториуса, который не ожидал такого поворота событий, и планировал позже решить судьбу августейшего пленника. Позже не получилось. Те, кому полагалось молча взирать на происходящее, неожиданно дали жёсткий отпор. Чернокнижники предали великую идею создания чародейского государства по типу Тондрона, предпочтя и дальше униженно лизать руку императоров. И теперь Паториус пожинал плоды своей беспечности.
