«Неудачи? Да я готов ещё раз пережить все мои невезения ради вот такого момента счастья! Что, Невезуха, съела?» – ликовал Ральф, бросая дерзкий вызов своей покровительнице.
Можно ли так говорить или даже думать о капризной даме Невезухе, особенно если ты с самого детства являешься её любимчиком? А может исполнение твоей заветной мечты это просто утешительный приз перед тем, как Невезуха натянет свою самую ужасную маску и обернётся в СМЕРТЬ?
Конечно же Ральф сейчас об этом не думал. Он полностью превратился в один огромный фотоаппарат, не замечая ничего, что происходит вокруг него. Даже если бы мадам Дуро решила испугать своего подчиненного и громко прокричала бы ему на ухо, Ральф, вероятнее всего, этого бы и не заметил.
Именно поэтому наш счастливчик и не услышал лёгкого шороха за спиной. Не почувствовал он и того, как в двух метрах от него раздвинулись листья папоротника и усыпанный бальзаминами пятачок накрыла синяя тень. Хозяином тени не были ни оба учёных, ни даже мадам Дуро. Тот, кто стоял сейчас за спиной у Ральфа, по словам коллеги Джонсона, вообще не существовал в природе. Каморр!
Таинственный обитатель острова имел точно такую мерзкую пасть и безумные глаза, как на том самом рисунке, который приковал к себе внимание вновь прибывшего туриста. Присутствие Каморра выдавал слегка сладковатый и отчего-то жуткий запах, но даже и его Ральф не замечал.
Если бы сейчас бабочка, выполнив заложенный в неё инстинкт, улетела, и счастливый Ральф повернулся назад, то обнаружил бы перед собой ужасное человекоподобное существо, почти вдвое превосходившее по размерам даже очень крупного человека. Художник, рисунок которого Ральф видел на стене терминала, не смог в полной мере передать облик ужасного тролля, но две вещи – огромные торчащие из пасти пожелтевшие зубы и безумные глаза – были схвачены неизвестным портретистом очень точно. Впрочем, у той креатуры, что стояла за спиной у Ральфа и капала ему на шапку жёлтой слюной, через всю морду пролегал шрам, который, повредив левый глаз, сделал его безжизненно мутным. На затылке огромной головы в небольшой узел были собраны редкие волосы, и из него по сторонам торчало несколько птичьих перьев. Через широкие ноздри чудовища было продето ребро какого-то животного, возможно собаки. На массивной, испещрённой голубыми полосками вен, шее висело несколько кожаных шнурков со всевозможными камешками, зубами и когтями животных, а также десятком звериных черепов.
Кривые и сильные ноги Каморра были относительно короткими, а вот мощные руки, испещрённые шрамами и ссадинами, почти доставали до земли. Запястье левой руки, наподобие браслета, охватывала человеческая челюсть. Чуть выше через кожу была продета кость, а у самого плеча руку опоясывал шнурок с вплетёнными в него человеческими пальцами. Людоед держал в левой руке огромную дубину, расширенный конец которой был полностью гладкий и, по вполне понятным причинам, тёмно-бордового цвета. В правом кулаке монстр зажимал серый камень размером с футбольный мяч.
Каморр, не сводя с головы своей жертвы единственного зрячего глаза, стал медленно поднимать руку с камнем…
«Вы не против, если я здесь рядышком похожу и сделаю небольшой фоторепортаж для моих коллег?» – это, вероятно, были последние слова Ральфа, а последняя мысль: «Что, дама Невезуха, съела?». Нельзя так с ней, с Невезухой.
Но Ральф и понятия не имел, что уже через пару мгновений закончит свою жизнь в качестве обеда для безобразного монстра.
Он продолжал делать снимок за снимком и, даже осмелев, сделал один шаг в сторону бабочки, которая ничего не замечала вокруг себя. Ральф наклонился вперёд, чтобы сделать макроснимок, и в этот момент из полурастёгнутой рубахи, побрякивая, вывалился клубок его амулетов и повис на переплетённых шнурках и цепочках.
«Ах, что бы вас…, – с испугом подумал Ральф. – Не хватало ещё, чтобы вы мне ЕЁ напугали…».
Близорукий фотограф зажал пухлыми пальцами спутанные между собой амулеты и ловким движением закинул шнурки и цепочки себе за спину. Талисманы от сглаза, от дурных мыслей, на удачу, на здоровье и ещё штук пять других бесполезных вещиц шлёпнулись на взмокшую спину Ральфа. Из них всех только один теперь имел значение – засушенный корешок, подаренный старой Шейлой. Всё время прятавшийся среди других амулетов, сейчас корешок пробился через купу железных и каменных талисманов, лёг сверху и стал непреодолимой стеной между Каморром и его запаренной в собственном соку жертвой.
Каморр растопырил и без того широкие ноздри, втянул в себя воздух и оскалился. Рука, которая уже занесла над Ральфом серый камень, задрожала и бессильно опустилась. Единственный живой глаз стал наполняться сеточкой лопающихся капилляров, а и без того страшная морда людоеда скорчилась в ужасном оскале. Но, странным образом, монстр не мог ничего поделать против этого беззащитного и лакомого толстяка, стоящего в метре перед ним. Один удар камнем или взмах палицы – и у Каморра был бы прекрасный обед, но ужасный тролль был бессилен против маленького высушенного корешка дерева Кроак и ничего не мог сделать его обладателю. Каморр, скалясь и тяжело дыша, попятился назад и, через мгновение, издав глухой хрип, исчез в джунглях. От злости, что такой сочный кусок недосягаем, адская креатура с яростью ударила палицей о ствол поваленного дерева, размозжив не менее десятка алых бальзаминов.
От звонкого удара Ральф встрепенулся.
«Сколько я здесь нахожусь? – первое, что мелькнуло в голове у опьянённого удачей младшего научного сотрудника. – Меня, вероятно, уже ищут!».
Ральф повернулся назад, чтобы сделать ещё хотя бы десяток снимков, но бабочка Андакур исчезла, словно мимолётное видение, оставив под крупным цветком свою кладку. Несмотря на исчезновение загадочного мотылька, Ральф расплылся в счастливой улыбке.
«Прощай, бабочка Андакур! Вряд ли мы ещё увидимся. Прощайте и вы, будущие бабочки!», – глаза Ральфа сделались влажными, и он помахал пухлой ладонью в сторону отложенных яиц. Затем он повернулся и осторожно, как будто бабочка была всё ещё здесь, удалился.
Вернувшись на самую высокую точку Заячего острова, Ральф нашёл мистера Джонсона и мистера Кори на том же месте, где их и оставил. Вероятно, лицо Ральфа светилось, потому что оба учёных почти в унисон спросили:
– Всё в порядке, мистер Ральф?
Близорукий толстяк, с застывшей улыбкой на лице, рассеянно кивнул в ответ.
Как и следовало ожидать, мадам Дуро не присоединилась к группе и предпочла скоротать последние часы на острове со своей флягой коньяка. Так думал Ральф, пока по дороге в деревню учёные не обнаружили помятую серебряную фляжку возле серого, размером с футбольный мяч, камня.
– Ах, как хорошо, что мы её нашли! – взвился мистер Кори. – Мадам Дуро, верно, её обронила. Вот она обрадуется нашей находке!
Однако по возвращению в деревню учёные нигде не обнаружили мадам Дуро. Первый самолёт с острова улетел полчаса назад, и один из техников высказал предположение, что капризная леди улетела на нём, никому ничего не сказав. Такие они, эти капризные леди. Связаться с самолётом, чтобы всё узнать у пилота, не было никакой возможности, и все жители деревни, на всякий случай, прочесали Заячий остров. Никаких следов мадам Дуро обнаружено не было, и версия с первым самолётом осталась единственной.
