– Огарик! Ты вообще как? – перебил я Клопа.
– Нормально. – Собственно, по парню не было видно, что он переживает.
Воистину дети жестокие существа.
– Слушай, а вот зелье, что твой дед готовил тогда для двери…
– Не получится. То зелье магию снимает с вещей. Могу попробовать размягчить клепки.
Встали на ночлег. Без сна долго нельзя, да и месяц был уж очень жидким, поэтому лошади в темноте спотыкались. Утром Толикам раздал всем по горсточке крупы и сушеной рыбине, предупредив, что воды нет и тот, кто будет что одно, что другое есть, будет страдать. Новенькие, даже Липкий, молчали, присматриваясь, хотя Большой, подозреваю, даже когда присмотрится, останется немногословным. Ноги деду намазали мазью, вернее, ее остатками.
– Давайте хоть познакомимся, – пока рассаживались, вернее, частично развешивались по лошадям, предложил Чустам.
– Липкий, срез, наказанный, – представился всеми регалиями Липкий.
– Чустам, воевый, бывший корм, – протянул руку Чустам.
Все замерли, смотря на них. Более враждебных званий рабства сложно придумать. Липкий ухмыльнулся и пожал руку корму.
– Тебя как зовут? – спросил Клоп деда.
– Шваний, был горном.
Все, кроме меня и Ларка, повернулись к нему. Понятно, что мы с криворуким тоже навострили уши.
– Чей горн? – спросил Чустам.
– Грандзона Кавара Ханыркского.
– Рабом? – Толикам взглянул на висок деда.
– Нет, вольным.
– Это как же тебя угораздило?
– В горны или рабство? – улыбнулся дед.
– Да и в то и в другое.
– Мой отец был другом его отца. Так и вышло, что его отец взял меня, а потом передал все сыну, когда в немилость впал. Тот начал свою игру вести, и я неугоден стал – знал много.
– Чего ж не траванули?
– Отец его жив, только от дел отошел, не понял бы.
– А в рабы понял?
– Тут основание – мол, крал, суд сказал.
– Все равно, почему жив?
– За вами увязался, вот и жив. Такие, наверное, страже дали указания.
– Так вот ты чего так ноги сбил… – Чустам по-другому взглянул на деда.
– Жить хочу.
– Вы хоть мне расскажите! – возмутился я.
– Он управлял всеми делами грандзона и перегнул с империалами, – одной фразой обрисовал все Липкий.
– Можно и так сказать, – ухмыльнулся дед.
– Империалы-то есть? – спросил вор.
– Есть. Только не взять.
– Много?
– Десятка два, чуть больше.
– Если мы возьмем, то наши?
– Ты, молодой человек, пытаешься с меня денег взять, еще не родившись?
– Да как не родившись?
– Да так. Ты прихлебатель, и я прихлебатель. Пока мы с тобой сами от милости этих людей зависим. Бросят здесь, и мы помрем вместе.
– А вообще такое возможно? Насчет денег? – спросил я.
– Конечно, но риск большой.
– Чего слушаете? – вклинился Чустам. – Ты, дед, пока молчал, лучше выглядел. Видите, вас кашей кормит, чтобы выжить.
– Да ладно, воевый, то же просто разговор, проверить все можно, – возразил Липкий.
– Вот когда проверишь, тогда и разговор будет.
– Идет, воевый. Ты не прими за грубость мои слова, правду ведь величаю.
– Да я как бы не в обиде, но и сказками не питаюсь.
Хотелось дать обоим по сусалам… развели тут, служил… воровал…
– Поехали, бедовые, – перешел на рабский сленг Толикам.
– Хромой, – подошел Липкий, пока я засовывал ногу в кожаную петлю стремени.
– Что?
– Я вообще в богов не очень верю, но и в чужие дела не лезу. – Липкий как-то странно смотрел на меня.
– Ты к чему это?
– Вы мертвякам поклоняетесь?
Я ухмыльнулся:
– Это как?
– Я не знаю как, по-вашему, может, что-то неправильно говорю…
– Объясни толком, я пока тебя не понимаю.
Звезданутый переступил, и мне пришлось подпрыгнуть на одной ноге за ним, так как вторая была уже в стремени.
– Ну, адепты смерти там…
Тут до меня дошло:
– Ты о змеях на копьях?
Хоть мы говорили негромко, но, смотрю, дедок тоже ухо закинул, а Большой так вообще не таясь смотрел на нас.
– Да, – неуверенно ответил Липкий.
– Не совсем. Есть да – едим, а поклоняться мертвым глупо. – Пока взгляд Липкого менялся, но, надо отдать должное, страха в нем не проскользнуло, я поспешил успокоить: – Шучу я. Копья нам по случаю достались. – Я запрыгнул на Звезданутого. – Просто они качественные, да и других нет. Никому мы не поклоняемся, только госпоже свободе.
Липкий качнул головой в знак того, что понял меня:
– Хорошо сказал.
Все клепки при помощи Огарика, который действительно несколько смягчил железо, мы сняли вечером на очередной стоянке.
– А малец что, тебя слушает? – Вор присел рядом, пока сбивали клепки с кандалов Большого.
Голос у него был заговорщицкий – наверняка вынашивает планы найти Огарику применение.
– Не мути воду, Липкий, будь собой. Не тяни из раба жилы, и будет тебе счастье, – ответил я. – Огарик имеет покровителя, не суйся. Да и будь проще.
– Да я просто спросил…
Глава 19
Мы старательно запутывали следы, поэтому реки, за которой было наше логово, достигли только через семь дней. За это время узнали имя Большого: мы называли буквы, а он кивал или мотал головой – да, нет. Звали его Нумон. Мы даже начали с ним разрабатывать версию языка жестов, чему, кстати, Нумон был очень рад. Понятно, причину, по которой он лишился возможности говорить, я не выяснил, но на пальцах элементарное он, вернее я, понимал.
К реке вышли километра за два до моста. Чустам сказал, что наше бегство наверняка наделало много шума, как-никак империю обворовали, а это серьезно, поэтому мосты могут взять под охрану – чтобы нас поймать. Я, если честно, сомневался, что из-за четырех рабов поднимется суета, хотя убийство представителей власти… Но буквально через несколько часов я узнал, насколько был не прав.
Корм пошел на разведку к мосту. Большой играл с Огариком в ножички. Игру я показал им минут тридцать назад, но, несмотря на травянистую почву, Огарику она очень понравилась. И он с детской непосредственностью быстро нашел напарника, так как у меня дико заныла нога – судя по боли, грядет буря, не меньше, – и я предпочел сесть. Бури, кстати, здесь бывали. Не такие, конечно, как в кино показывают, но вот чтоб видимость всего метров десять и ветер, ломающий ветви и выворачивающий старые деревья, – запросто.
