Корм вместо того, чтобы попытаться ударить или орать, вдруг ехидно улыбнулся. Я не сразу понял, в чем подвох. Орк вышел через пару секунд из-за угла. Я не знаю, может, кормы как-то мягким местом чувствуют зеленых… но в преддверии Праздника тепла это был залет. Орк просверлил меня взглядом и молча пошел дальше. Вашу маму…
– Можешь идти в загон, Хромой, – скаля зубы, произнес Кривой.
– С-с-с… тварь.
– Я ведь могу и палок прописать напоследок, учись давай мечом махать.
По дороге я обдумывал свои шансы попасть в праздничную команду смертников. Неполноценный, да еще и агрессивный, получалось девяносто девять из ста. Процент на то, что кто-то сильней накосячит. Со злобы хотел пнуть Ларка, идущего впереди. Просто так. Сдержался только по причине и так жалкого его вида и обвисших рваных штанов.
Глава 3
До ужина оставалось еще с полчаса, я спустился в яму, проверить нары. По-местному, конечно, это слово звучало как «деревянный настил», но я привык называть вещи своими именами. Хотя… Кто его знает, вечерами я любил философствовать, погрузившись в себя, в частности, обыгрывал и это слово. Нары – это деревянный настил или кровать для заключенных? А что такое «шконка»? Это то же самое, что «нары»? Или это железная кровать? Жаль, Гугла нет.
Проверять в землянке-яме было что. Шмон проходил регулярно, уж не знаю, что ищут в тюрьмах нашего мира, но тут искали «лепешки» и «заточки». С последним все понятно, а про «лепешку» объясню.
В принципе, рабы почти свободно перемещаются в пределах глиняного селения орков. Нам запрещено лишь входить в дома без ведома кормов, причем строго-настрого, вплоть до угрозы смерти. Доступ в жилища имеют только рабыни, и то не все. И еще запрещено приближаться к лошадям. Но сейчас не об этом. Иллюзия вольницы порождает соблазн сбежать как минимум у половины рабов. Останавливают два фактора. Первый – степь. Степь кругом. А псы орков большие и быстрые, причем не всегда просто останавливают тебя – могут и кусками принести. И второй – каша. В нее шаман добавляет порошок. Кайфа никакого, а вот ломка безумная. Я видел, некоторые пытались попробовать голодать. Так вот, каша вызывает такое привыкание, что беглец через два дня возвращается. Поэтому те, кто собирается удрать, заготавливают «лепешки» – бесформенные куски или порошок из сушеной каши. Говорят, они помогают пережить ломку или как минимум отсрочивают ее. Почему «говорят»? Потому что я еще ни разу не общался со сбежавшим рабом. Но существует теория, что бежать нужно вдвоем. Первый после благополучного побега привязывает второго к дереву и дожидается, поедая «лепешку», пока не пройдет ломка у второго. После чего второй привязывает первого, ну и аналогично, только без поедания. В общем, у половины рабов такие «лепешки» были. Прятали кто как может. Я взглянул на бревенчатый потолок – моя была на месте, я даже проверять не стал, так видно, что метку никто не тронул. Взяв горшок, пошел на улицу. На выходе столкнулся с Клопом, у того красовался бланш вполлица.
– О, красавец. Кормы?
– Не-э. Потом расскажу. Что?
– Похоже, сегодня не обыскивали, но проверь.
Клоп кивнул и, проходя мимо, сунул мне заточку.
– Держи. Спасибо.
Я встал в очередь к котлу, вскоре за мной пристроился и Клоп. В середину очереди попытался воткнуться Ряха, оттолкнув Толикама. Так бы я промолчал, но Толикам был нормальным рабом, хотя и не мог постоять за себя, да и настроение у меня было мерзопакостное.
– Ряха, ты, может, в конец встанешь, а не будешь наглеть?
Ряха взглянул на Толикама, потом на меня:
– Тебе-то чего? Или лобызаетесь?
– Ты меня сдвинул на один горшок назад. А про лобызаетесь, может, расскажешь? Мне даже интересно стало.
– Ладно, – многозначительно произнес раб и, посмотрев на Клопа, возвышающегося позади меня, отошел в конец очереди.
– Чего, рассказывай? – обернулся я к Клопу.
– Неймется же тебе. Чего задираешь? Он же из прикормленных, того и гляди в кормы. Уж как минимум нашепчет.
– Чего шептать, вон Одноглазый зыркает. Да и было бы кого задирать. Рассказывай, что у тебя?
– Бревно орку на ногу уронил.
Я некоторое время обдумывал его слова.
– Это как?
Он пожал плечами.
– Я смотрю, ты Ларка по криворукости опередить хочешь?
– Похоже, уже.
Я посмотрел на него. Он правильно понял мой взгляд.
– Ну я не очень по-оркски понимаю, но «Карлан» и «биться» разобрал, думаю, праздник в этом году мой.
– Значит, вместе пойдем. – Я рассказал Клопу о своей неудаче.
– Так я ладно, нечаянно. Ты-то чего опять? – резюмировал мой рассказ Клоп.
– Да надоело все.
– Смотри, сломишься. Первый знак. А я думаю, чего он сегодня завелся…
Клоп трындел, а я не перебивал его, понимал, ему сейчас тоже не по себе, и эта бесполезная болтовня о моих ошибках хоть отчасти отвлекает от его собственной судьбы. Вот такой я раб – Сократ.
– …помирился бы с кормами, может, что посоветуют.
– Ага, сейчас, только все закладки с «лепешками» сдам.
Подошла наша очередь. Одноглазый кинул в мой горшок треть от нормы.
– Старис, ты чего?
– Тебя потом накормят. Можешь идти.
– Ну положено же…
– Иди. А то я тебе наложу чего позапашистей и жрать заставлю.
Тварь. Я отошел от котла и уселся рядом с Толикамом на бревно. Бревна лежали в два ряда. Со стороны рабы напоминали нахохлившихся осенних воробьев, сидящих на ЛЭП. Рабы, уткнувшись носами в горшки, с жадностью поедали несуразное варево деревянными лопатками. Между бревнами ходил корм, это чтобы мы не откладывали кашу на «лепешки». Сегодня это был Жирный, но я его всегда называл уважительно, полным именем – Пидрот, ну нравилось оно мне.
На выходе с площадки после кормежки еще и досмотр устроить могут. Понятно, что кому надо может обойти эти запреты. Если очень захотеть, то можно вообще выменять дополнительную кашу у самих же кормов. Но и они должны показывать оркам свое рвение. Рядом уселся Клоп. Процесс поглощения пищи – святое. В это время на разговоры не тянуло. Слюна не давала.
– Держи, – вдруг протянул мне свой горшок с недоеденной кашей Клоп, вырывая из рук мой пустой.
Отказываться я не стал, но спросить, отчего благородство в нем проснулось, между махами лопаткой спросил.
– Все равно сейчас выйдет наружу. С тебя четверть пайки, когда встану. – Он кивнул в сторону котла.
Орки! Орки на ужине – к экзекуции. Стопятидесятипроцентная примета. А присутствие в их делегации шамана – трехсотпроцентная, что накажут до полусмерти.
– Клоп! – заорал Одноглазый. – Сюда!
