– Вы это, мужики, прекращайте, – вмешался Клоп. – Нам сдыхать вместе… похоже.
Особо артачиться я не стал, но и с кормом не разговаривал больше. Клопа увели в этот же день. Корма на следующий. Меня еще раз посещал шаман. Я так понял, сотрясение и трещина ребра. Шаман поднял меня на ноги за два дня, и я тоже оказался в загоне, впрочем, ненадолго.
– Клоп, Чустам, Ларк, Хромой, Толикам, собирайте вещи, пойдете со мной, – произнес Жирный.
Я, конечно, ждал этого момента, но сердце все равно ушло в пятки. Внутренности тоскливо сжались: «За что, боже? Ну за что ты так!»
Через десять минут, отведенных на сборы, нас, опустивших головы, вели в кузню. Там во избежание попыток побега на ноги наденут кандалы, которые снимут лишь перед ареной. Руки. Десять дней жизни. Десять последних дней жизни. Орки уважали воинов, поэтому в эти руки мы не будем работать. Нас будут обхаживать, разумеется, в рамках нашего статуса. Мы будем есть сколько хотим, нам разрешат один раз воспользоваться рабыней, вот, собственно, и все обхаживание.
Строй рабов равнодушно смотрел на нас. Каждый в этот момент думал: «Как хорошо, что не я». Я их понимал, конечно, но легче от этого не становилось.
Отдельная яма-землянка на пятерых в отдельной же локации, в смысле загоне, огороженном жердями. В загон выходить можно, за него – нет. Через трехметровый проход – следующий загон, туда скоро прибудут наши соперники из других кланов. Выход за пределы огороженной территории запрещен. Если заметят вне загона, можно остаток недолгих дней не только в кандалах провести, но еще и прикованным к здоровенной чушке, а то и в рабском ошейнике на цепи. Ну и палок, несмотря на свой статус смертника, напоследок получить.
Все попавшие, в принципе, были своими, кроме Чустама. Чустам – это давешний помятый корм не из наших.
– Толикам, а тебя за что? – спросил я безобиднейшего мужика.
– За надежду.
– Понятно, что ничего не понятно. Ты не мудри, прямо скажи.
– Историю рассказывал, как рабы победили хозяев, – объяснил Клоп.
– А-а-а, политический.
– Ты ведь не в деревне вырос, Хромой? – посмотрел на меня Толикам.
– Че ито?
– Знаешь много, думаешь не так, как селяне.
– Так по акценту-то не понятно, что я не местный? А у нас деревенские образованные.
– Рассказал бы, а то всегда любопытно было, что за страна такая – Замухрынск? Недолго нам осталось, к чему теперь тайны?
– Не-э, Толикам, пусть я останусь самым загадочным рабом, хоть в чем-то впереди всех.
– Эй! Воины! – раздалось с улицы. – Держите.
Клоп, гремя цепью, мелкими шажками вышел из землянки. Вернулся он со средних размеров котелком в одной руке и пятью лепешками в другой.
– Пидрот сказал, что мы можем костер на улице развести. Представляете? Даже травы на отвар дал.
– О-о-о, даже мясо есть, – произнес Чустам, заглядывая в котелок.
Рассматривать кашу мы не стали и, выйдя из ямы, уселись с котелками по привычке на бревне.
– Ларк!
Раб вздрогнул и инстинктивно сжал двумя руками горшок.
– Ты не торопись. Наслаждайся. Тут никто не отберет. Мало будет – еще наложишь. Сам. Сколько хочешь.
Наелись мы до состояния тюленей на лежбище.
– Хо-о-о, – вздохнул Клоп, – сейчас бы еще отварчику.
– Да можно, но лень, – отозвался Толикам. – Ларк, не разведешь огонь?
– Я разведу, – неожиданно предложил Чустам.
Никто не стал возражать. От сладкой истомы и сытости клонило в сон.
– Как свиньи перед забоем, – решил пофилософствовать я. – Чтоб жирок нагуляли.
– Отстань, Хромой, – ответил Клоп. – Дай насладиться.
– И ведем себя так же, – подержал меня Толикам. – Наелись и поспать.
– А-а-а, ну так давайте, предлагайте выход, – лениво произнес Клоп.
– Вон, корм его уже ищет.
Чустам разжег огнивом огонь под котелком с водой и теперь отжимался.
– Тебе, Клоп, тоже не помешало бы, – предложил я.
– Почему только мне?
– А нас хоть затренируй, все равно толку не будет.
– Ну почему? – возразил Толикам. – Меня, например, когда танцам учили, преподавали и боевой.
– Это как?
– Изображать бой в танце. Там движения, конечно, артистичные и меч бутафорский, но очень с боем схоже.
– То-то орки удивятся, когда ты танцевать на арене начнешь.
Мы засмеялись, даже Ларк тайком улыбнулся, отвернувшись от Толикама.
– Чего это вы ржете, – подошел Чустам, успокаивая дыхание.
– Да Толикам решил на арене станцевать, – просветил его Клоп, рассказав о боевом танце.
– Хорошее дело, – вполне серьезно ответил бывший корм, присаживаясь рядом, – видел я как-то раз. Не каждому воину под силу то, что они вытворяют на сцене. Вода закипела. Ларк, заварил бы?
Раб нехотя встал и пошел к костру.
– Ты ведь уже не корм, – высказал я свое недовольство Чустаму, – и распоряжаться не можешь.
– Так я и попросил его, а не заставил. Может, хватит на меня порыкивать? А то прикрываешься рабами, а сам ни на что, кроме как поскуливать, не способен. Насмотрелся я таких умных, только людей своей злобой баламутишь. А как до дела…
Договорить он не успел, так как отвлекся на перехватывание руки. Поймав мою кисть, нанес по ней удар, выбивая заточку. Следом его кулак успел побывать в области моего солнечного сплетения.
– Я не хотел так резко с тобой разговаривать, – продолжил он, остановив жестом вскочившего Клопа. – Только знаю, что с такими, как ты, упертыми, по-другому нельзя – не понимаете вы. Нам остались одни руки, а ты сейчас будешь дней пять злобу на кормов выказывать, прежде чем гордость сменит понимание приближающегося конца. Если сможем выйти живыми, там и разберемся, а нет – духами встретимся и поговорим. Знаю ведь, что бежать задумал, так поделись со всеми умом.
– Чтобы ты про это оркам выложил? – восстанавливая дыхание, прошипел я.
– Хотел бы, уже и про железку твою, – он ногой подтолкнул ко мне заточку, – и про зубильце, что в кузне спер, рассказал бы. Только ведь мне легче умирать от этого не будет, все равно на арену. Подумай, потом поговорим.
Корм, клацая цепью, пошел к дровам, где, выбрав полено потолще, стал поднимать над головой.
– Я не успел… – начал было Клоп.
– Нормально все. Есть о чем подумать, – успокоил я приятеля.
Отвар пили в молчании. Я пытался успокоить вулкан злобы внутри, остальные после нашей с Чустамом стычки тоже не были расположены к разговорам. Корм, позанимавшись, ушел в яму.
