Я пригляделся к мельчайшим чёрточкам, они столь красноречивы! Женщина то хмурит брови, то вздыхает, тяжёлые думы морщат на миг гладкий лоб.
– В Ретунии были, гм, есть маги знатные. Да и вы сможете пристроиться, переждать у моей родни, – проговорил я старательно ровным голосом.
– У мелкиндов? – удивилась Унрулия, уголки губ пошли вверх в милой улыбке, на щеках снова ямочки. – Как среди вас спрячешься?
– Нет, я вырос в семье людей.
Унрулия хмыкнула, Эритор обернулся, рот приоткрыт, вот-вот муха влетит.
– Почему это так удивляет? – спросил я.
– Мне трудно представить, чтобы растила мелкинда, гнома, эльфа. Хотя эльфята – такие миленькие!
– А гоблины?
– Тьфу на тебя! Не смей говорить гадости при леди!
Унрулия топнула ножкой и хмурит брови, но на губах улыбка.
– О том и речь, кому милы эльфы, кому гоблины, но больше тех, кого терпеть не можем!
– Виллейн, а кого не любят мелкинды? – заинтересовался Эритор.
Я задумался.
– Себя. Меня вот выкинули на растерзание пустынным ящерам – так говорила тётушка.
Я свесил голову, но краем глаза вижу – Унрулия потянулась взять за руку, подбодрить. Почти коснулась когтей и отдёрнула.
– Тогда вы ближе к нам, людям. Мы тоже друг друга терпеть не можем! – выпалила она.
И отвернулась. Лес совсем поредел, но накинулся подлесок. Разлапистые кусты цепляют за ноги лошади шипастой рукой, та ржёт и брыкается, выворачивает голову к нам, будто мы виноваты.
– До границы Ретунии близко… – задумчиво проговорила Унрулия через четверть часа.
– Близко-то близко, но через болота, а там тролли. Кое-кто похуже троллей – смердюки!
– Что за смердюки?
– Беглые, крестьяне, что удрали и от наших лордов, и от ретунских. Засели в болотах, живут, – я пожал плечами, – живут как могут, чужаков не выносят на дух. О них такие истории сказывают…
Эритор раскраснелся, глаза, такие голубые, широко распахнуты.
– Виллейн, расскажи про смердюков! И про троллей!
Я вздохнул. Кусты кончились, и кляча мерно тащит телегу вдоль опушки, просторы закрывает пологий холм.
– Жил-был тролль, сидел себе в болоте, растил лягух да пиявок. Однажды пришёл злой колдун с колдовским своим амулетом, зелёным да ядовитым. И пришлось троллю топать в чужую страну, местному принцу на потеху и расправу…
Унрулия прислушивается, с улыбкой глядит на сына. Под конец улыбка застыла, как заморозили, пропала совсем.
– Где же принц Джетсет?
– Откуда знать? Тролль уволок на корм пиявкам, схарчил, утопил в болоте! – проговорил я зло. Махнул рукой. – При всей симпатии к Его Высочеству – сам виноват, нечего лезть сдуру. Себя погубил и меня подставил. Назвался принцем, руби тролля!
Эритор сжимает пальцы в кулак, на скулах желваки и дышит как боевой скакун.
– Унрулия, поговорим начистоту. Я вам в тягость, до ближайшего города десятки лиг, скоро болота. Уверен, за мной погоня. Ставлю сто золотых из твоего кошеля, объявили меня главным злодеем, убивцем принца!
Унрулия замедленно кивает, так, что не поймёшь, согласна или просто: да-да-да, говори-говори. Я продолжил:
– Вам бы меня бросить, уйти вдвоём. С другой стороны, тоже бежите. От чего? Или – кого? – начал я, а сам ловлю тени чувств на прекрасном лице. – Ищут прекрасную женщину с ребёнком, найти будет просто, люди запомнят. Да и неприятности в дороге, сами видите, наготове.
Я замолк.
– Какой нам толк от калеки? – жёстко сказала Унрулия. – Это ты попался на сладкие уговоры дедка! Я ничего не решала!
– Я и поплатился за это! Посмотри на меня. Думаешь, не точила мысль – сбежать, оставить разбойникам на поругание? Вступился за вас, и что теперь?!
– Мама! Нельзя бросать Виллейна, о чём вы? Он спас нас, он… он герой, как отец!
Её щёки мгновенно залила краска. Унрулия быстро украдкой стрельнула глазами на меня. Старательно делаю вид, что барашки облачков на полуденном небе интереснее.
– Виллейн! Мы должны найти Джетсета! Мама, как ты не понимаешь, если король мёртв, Джетсет – единственный наследник!
Унрулия глядит куда-то вниз и вбок, проговорила медленно, через силу:
– Ты прав в одном, сынок: принца Джетсета нужно найти.
Глава 8
Небо пугает низкими облаками, под колёсами сухая насмерть земля в трещинах. Солнце льётся золотом, в самой вышине небесным ярусом редкие белые завитки. Мы успели порядочно отъехать от леса, горизонт уходит вдаль, и холмы, что всё реже, меняются плоской, как стол, степью. Травы жёлтые, до предела сухие, шепчут и жалуются под крепчающим ветром.
Я сижу, прикован к ногам, что лежат бесчувственным грузом поперёк воза.
Раскаркалось, взвилось над лесом вороньё, на опушке осадили коней всадники в чёрных плащах. Озираются исподлобья, но наш возок удачно нырнул в ложбину.
– Эритор, правь в сторону, вон к тем зарослям ивняка! – скомандовал я, повернулся к Унрулии: – А ты сделай что-нибудь со следами!
На твёрдой дороге езжено-переезжено, но в высокой траве чёткий след колёс. За кустами зеленеет травой, по стеблям камыша угадывается ручеёк. Лошадь радостно фыркнула, зашла по колено. Конячьи губы жадно было приникли к воде, но Эритор не даёт, чтоб не издохла с дороги.
– Что с ними поделать! – возмутилась женщина, кулачки упёрты в бока.
– Я почём знаю? Выправь стебли руками!
Солнце блестит на серьгах, жемчужины светятся изнутри жёлтым, как в огне.
– Подожги, смотри, вокруг одна сушнина! Точно, устроим пал, отсидимся у ручья. Эритор, дай оберег и завяжи глаза лошади.
Я схватил оберег, в мелких кристаллах пляшут огоньки. Швырнул Унрулии, та поймала на лету, вырвался крик боли – в ладонях маленькое солнце.
Побежала то вдоль правой обочины, то левой. В вытянутых руках пылает жаром, за спиной полотнище огня. Трава разгорается охотно, загудел ветер, гонит пал прочь от нитки дороги. Дым такой, что сразу закашлялись, лошадь фыркает без перерыва, из-за гула пламени невозможно сказать и быть услышанным. В небе силуэты птиц расправили крылья и парят в потоках горячего воздуха.
Преследователи замерли на высотке, человек пять-шесть, высматривают на горизонте. Кто впереди, тот и главный, под ним чёрный смоляной конь бьёт копытом, круп укрывает попона алого цвета. Черты лица не разобрать.
– Не похожи на разбойников. Что скажешь, по вашу душу пожаловали?
Унрулия дует на обожжённые ладони, пристально вглядывается, смуглую кожу лица как мукой обсыпало. Отряд укутал лица и морды коней тряпками и ринулся по дороге. Кони хрипят и дёргают головами, норовят встать на дыбы, но шпоры и короткая узда заставляют скакать меж стен пламени. Всадники пронеслись, обгоняя пожар.
