Слабый звук колокола прилетел из-за склона холма.
– Берегом не пройти, ивняк местами прямо из воды!
– Едем по дороге, – ответила Унрулия, пожав плечами.
– Ты скажи, за какие грехи гонятся? – спросил я.
– С чего взял, что за нами? Не будем об этом, сейчас главное – уйти от погони, добраться до лекаря!
Я морщусь при неловком движении, к спине как доску привязали, и бьют, бьют с каждым ударом сердца. Пробую шевелить пальцами ног, не выходит, от спины вниз пустота, усилие вязнет в животе, там горячее и тренькает в такт сердцу.
Дыша размеренно и ровно, я проговорил, получилось – сквозь зубы:
– Не надо лекаря и мага не надо. Это просто отёк, ушиб. Пройдёт через пару дней… только нет этих дней!
– Почему нет? Найдём сердобольного крестьянина, вдову на отшибе, мир не без добрых людей. Отсидимся – и дальше в путь.
Солнце в высшей точке, покатилось по небосводу на закат.
– Придётся рассказать по дороге. Пора выбираться из пожарища, пока дым глаза не выел.
Эритор щёлкнул вожжами, лошадка с опаской ставит копыто, глаза завязаны. Воз тяжело вкатился на ровное место, поле вокруг чёрное, серые дымки свиваются в тугие спирали. Раскалённый воздух дрожит и за сто шагов расплылось в мареве, ничего не видать.
– Клянись сыном сохранить в тайне! Обещай, что поможешь, это очень важно, важнее всего что было!
– О чём ты, не понимаю!
– Просто – клянись. Хранить секрет, пока мы в пути, тебе ничего не стоит, а там решишь как поступить.
Унрулия кивнула, мелко и с рассеянным видом, как приветствуют прислугу. Я помедлил, подбирая слова.
– Явился чародей и сообщил: через три дня на гору падёт Золотой Талисман. Талисман – это не какой-то там амулет, могучий артефакт, подозреваю, наполнен океаном магии! Хватит очень надолго. Силы Фитца тоже проистекают от какого-то артефакта, вряд ли от талисмана, иначе бы не сидел в промозглой башне крохотного королевства. Чем хуже я, почему должен довольствоваться крохами с господского плеча?! Добуду свой. Без магии я – никто.
Губы Унрулии превратились в тонкую линию.
– Зря на себя наговариваешь. В лесу сам справился с бандой разбойников! Старик не в счёт. Упадёт твоя железяка, Талисман, и что? Пусть себе лежит, поправишься – заберём.
Сердце радостно застучало.
– Нельзя медлить! Роуди, да и Хольстер знают, подслушали чародея, могут быть на полпути. Чародей тот сам не из молчунов, другим разболтает!
– Кто такие?
– Коллеги по колдовской башне. Бывшие, чтоб им провалиться, предателям!
– Талисман способен исцелить? Не верю я внезапным чародеям.
Эритор быстро глянул через плечо.
– Исцеление – необходимая мелочь. Что-то заставляет верить: чародей не обманывает, Талисман даст даже больше, чем смею надеяться. Я всегда стремился к магии, да не к фокусам с амулетами! К истинной первородной силе, помнишь легенду о Симарине? Помоги, я в долгу не останусь! На меня положиться можно, сами видели.
Унрулия с улыбкой протянула руку.
– Я верю тебе. Надеюсь, поправишься, прежде чем придётся затаскивать на гору!
– Ура! – вскричал Эритор, вскочил, на лице восторг. Лошадка дёрнула с перепугу, Эритор кувыркнулся к нам через облучок.
Я пожал узкую ладонь, приятно прохладную. Стоило пальцам соприкоснуться, ледяная волна метнулась от кончиков вверх по кисти, стрельнула в локоть, в плечо и наконец в голову. Чувства остекленели, замерло и всё вокруг. Я словно воспарил и смотрю тысячью глаз. Ритмичные удары сотрясают бесплотного меня, с каждым тактом вдвое растёт тяжесть, но давит не сверху – со всех сторон! Пытается ужать такого огромного в маленькое тело, что трясётся внизу на телеге.
Чувства рывком вернулись к обычным. Колёсная ось никак не договорится с шириной колеи, я лежу на неудобном и жёстком, в затылке пульсирует. Разлепил глаза, на фоне болезненно яркого неба чёрный ореол волос, непокорные пряди щекочут мою шею, тонкий чужой запах действует получше нашатыря. Унрулия встретилась взглядом и отпрянула.
– Виллейн, что с тобой?!
– Н-не знаю. Всё в порядке.
– Повалился как сноп, смотри – шишка! Надышался больше всех, сидишь понизу. Надо выбираться из дыма.
Кряхтя как дед, привалился обратно к борту телеги. Отъехали далеко, догоняем пламя.
– Я что-нибудь бормотал?
Унрулия запустила пальцы в причёску, пара изящных движений – и женская магия сработала – даже на мой, далёкий от благоглупостей взгляд – лучше. Глянула искоса.
– Так, ничего особенного.
– Что значит: «ничего особенного»? – уцепился я.
Эритор обернулся с улыбкой до ушей.
– В любви признавался! – выпалил Эритор.
– Я?! Кому признавался? То есть к кому признался?
Унрулия делает вид, что занята, так занята. Расправила складки, отряхивает невесомый пепел. Тёмное платье в артистичных серых разводах.
– Брось, ты так красивее!
Слова вылетели сами по себе, я чувствую, как щёки наливаются жаром. Унрулия дёрнулась.
– Послушай, твой оберег не защитный, так? Его Эритора отец подарил?
– Как ты догадался?
– Нетрудно было. Я ж маг! Всё ясно.
Унрулия наклонилась, к запаху гари добавилось чистое, нездешнее. Спросила напряжённым шёпотом:
– Ты что-то знаешь о моём… муже?
– Он не был странствующим рыцарем, – тихонько проговорил я.
– Не был…
– И колдуном, магом тоже не был. Иначе знал бы, что принёс фальшивый оберег.
Чёрная бровь выгнулась дугой.
– Это не подделка! Сработал в лесу как надо.
– В лесу активировал я, в обход наложенных чар, считай – дал свободу изначальной магии. Остатки чар сработали только сейчас – на мне! Хорошо, магии почти не осталось.
– Ты хочешь сказать…
– Да, это был оберег с заклинанием типа любовных. Признаю, не самый дурной способ защитить владелицу, склоняюсь перед мудростью мага! Эх, стоило пустить родные чары в лесу, разбойники бы пали на колени и приползли с букетом цветов!
Унрулия от души расхохоталась. Преодолевая смущение, я бросил как можно небрежнее:
– Расскажешь о нём?
– Нет, – сказала, как отрезала.
– Мне нужно быть настороже, иначе как защитить? Скажи, от чего убегаешь? Откуда грозит опасность?
– Отовсюду, Виллейн, разве не понял? Хватит вопросов, лучше не знать лишнего, а то отнимется что-нибудь ещё.
Воз, отчаянно скрипя колёсами, вслед за лошадью лезет на пригорок. Граница пала совсем рядом, огонь быстро взобрался на вершину, оставил чёрный пепел и остья толстых стеблей, но спускается неохотно по ту сторону. Дорога, наезженная до серой земли, пламя чётко поделено на две половины. Понизу пригорка шеренга крестьян, бьют по линии огня тряпками, те скручены неплотно в жгуты. До ручья шагов сто, дети бегут с вёдрами, но воду не льют, ставят наземь. Один из пожарных выскочил из дыма, копчёный как чёрт, и суёт тряпичный жгут в ведро. Намочил, и снова в строй.
