Добровольно. Знал бы тогда, чем обернется.
Я поглядел на Ольху. Девочка не понимала сказанного, но чувствовала неладное. Она тихонько подвинулась и вцепилась мне в штанину тонкими пальчиками.
– Что от меня требуется?
– Подпишите вот эту бумагу.
Он протянул еще четыре листка.
– Это для вас, для нас, министерства обороны и министерства внутренних дел.
– А вы тогда кто?
– ФСБ, – скромно ответил старший лейтенант. – Я думаю, для вас не будет секретом, что мы не можем оставить без внимания такой проект.
Я вздохнул и поставил подписи. Сотрудник спецслужбы отдал мне один экземпляр, остальные спрятал в портфель, стоявший под столом.
– Нас всех так распределят?
– Разумеется. Я еще про ваших подопечных хотел спросить. Как они вам?
Я немного помолчал, прислушиваясь к внутреннему голосу.
– Дед Семен вполне адекватный и полезный домовой.
Потом я с улыбкой погладил зеленоглазую девчурку.
– Ольха вроде бы тихая, но пока толком не скажу. Слишком мало времени прошло.
– Хорошо. Тогда следующий вопрос. Вам нравится обучение?
– Честно? Да. Непривычно, что и говорить, но нравится.
Снаружи раздались крики. Фээсбэшник перевел взгляд на вход.
– Подождите немного.
Он встал и, нахмурившись, выглянул из палатки, коротко выматерился и выскочил. Потом заглянул обратно.
– Пойдемте.
Я встревоженно последовал за ним.
На центральной поляне столпился народ. При этом было видно, что люди держались на безопасном расстоянии от середины. Там стоял небольшой сутулый призрак, сквозь блеклые контуры тела которого просвечивал окружающий мир. Он какое-то время не двигался, а потом растаял.
– Что это? – спросил я у фээсбэшника.
Тот растерянно посмотрел на меня и покачал головой, мол, не знаю.
– Ладно. Мы с вами заключили договор, я пойду.
– Других совращать? – съехидничал я.
– Типа того, – улыбнулся он в ответ.
Народ стал расходиться по своим местам. Из штабной палатки выскочила кошка и села рядом с моей ногой. Я поднял ее на руки и пошел к себе.
Домовой был занят тем, что заставлял какого-то солдатика растопить печку. На улице было тепло, и меня это несколько смутило.
– Ты помельче возьми щепки-то, – поучал он бойца. – Ты будто совсем не умеешь.
– Что затеял? – спросил я старика сразу, как зашел внутрь.
Солдат насупленно зыркнул на меня, видно, до этого эпитеты у многовекового старца были менее ласковые.
– Так печь проверить надобно. Не все ж теплу быти. Может, и хлад слякотный настать. А вдруг печь неисправна?
– Я и сам смогу справиться, незачем солдата привлекать к этому делу. Не люблю, чтоб мне прислуживали, часом, не граф и не князь.
– Ну так и я не игрушка для глядения. Чай, не витрина здесь. Пришел, перстом тыкать начал. Я ему персты-то и подмял, заодно к полезному делу пристроил.
Я усмехнулся, представляя негодование домового, когда непрошеный гость решил его как бесплотного духа ощупать. Он, конечно, мог быть бесплотным, но не любил этого.
– Как бы кляузу на тебя не накатали.
– Я честный домовой, я и сам могу жалобную грамоту составить, а Марго подмогнет. Он нарушил священное право неприкосновенности домового в своем доме. Он вторгся в чужое жилище без зова и разрешения. За такое встарь я мог и убить.
Я хлопнул солдата по плечу, отправляя прочь и заодно спасая от праведного гнева деда. Ох, несладко придется жилищно-коммунальным организациям, если до них доберется грамотный домовой. Он же до самого верха дойдет. Всех замучает бессмертный и не умеющий отступать дух. А если в многоквартирном доме такой не один найдется? Жесть.
Я сам подкинул в печку пару полешек и усилием воли поджег бересту. Надо сказать, уроки не прошли даром. Я развел огонь легко и непринужденно, словно только это и делал всю свою жизнь.
– Дед Семен, ты про духа этого, что всех переполошил, ничего не скажешь?
Дед сразу посмурнел. И быстро перенесся с пола на компьютерный стол.
– Не наш это. Я вообще не ведаю, откуда он. Не мертвяк и не из диких самородков. Кабы беды не было. Силы в нем много, это чую, а что на душе у него, не ведаю.
– Разве есть такие?
– В этом мире я много чего насмотрелся из нечисти, ты даже не представляешь. Немного даже помню, как в пещерах жили и от оборотня оборонялися, на запах туши мамонта пришедшего. Жертвы человеческие помню кровавым богам, что были до знакомых вам. Смутно, но помню. Многое впервые было. Вот и сейчас тоже впервые.
При упоминании мамонта у меня дернулась щека. Дед не просто древний, а ровесник человечества. Как минимум.
– Дед, мертвяки – это как зомби и вампиры?
– Это те, кто умер не в своей срок, отмеренный родом, и отказался уйти за грань.
– Страшные они?
– От внутреннего мира зависит это, какой при жизни был. Я вот за сколько времени сохранил человечность. Уж не помню, кем при жизни был, а все к людям тянет. Да и Ольха тоже не зверь лютый, хотя в лесу диком обитала.
Дед картинно вздохнул и присел на край стола. Старика даже жалко стало.
– Тогда самородки кто?
– Енто те, кто из сил стихий возникли, да и мало ли как. Не людьми были ранее. С ними сложно общаться.
Я присел на пол рядом со столом. Ольха так и осталась в виде кошки у меня на руках, и я машинально погладил ее. Она мурлыкала, зажмурив глаза.
– Дед, а кого больше – бывших людей или самородков?
– Да кто ж его знает. В былые времена всех много было. Это сейчас крохи видны. Раньше под каждой травинкой, под каждым камушком что-то да обитало из живущих вне времени. Потом удар помню вселенский, многих сдуло за грань сразу. Остальные не смогли прожить в мире без силы природной, ее тоже сдуло тогда же. Многие в спячку упали, как медведи да сурки. Ослабли все очень.
– Это потому вы все к людям потянулись?
– Да. Всяк жить хочет. А у людей в обмен на пользу можно жить не тужить. Поначалу только многих под приборами всякими пытали, а потом, когда нужда пропала, то и расселять стали по магам разным. Вот кабы старшие не пришли. Тогда человечество вздрогнет.
– А этот не из них?
– Нет же, говорю, старших бы я почуял. Я одного даже видел разок на своем веку. Мимо проходил-пролетал. Знаешь, что? Я тебя тоже неким хитростям обучу. Всяк в жизни пригодиться может.
– Чему, например?
– Ты в вещи заговоренные веришь?
