Цифры на основном таймере мигнули шестью нолями, «Москит», «сидевший» на искине флаера и генерировавший нужные отзывы, самоуничтожился, и скоростная машина, выйдя из слепого виража, со всего размаха воткнулась в топливные баки «Паука», только-только вынырнувшего из шахты лифта…
Глава 6
Лэрри Акина Болдуин
…Поднявшись на вершину холма, Снежок остановился. Сам. И негромко всхрапнул, словно восторгаясь открывшимся видом. Ласково потрепав единорога по шелковистой гриве, Лэрри окинула взглядом бескрайнее море воистину Серебряного Леса, привычно удивилась невероятной синеве безоблачного неба и восхищенно вздохнула: в искрящемся облаке водяной пыли, висящей над водопадом Разбитых Надежд, горела и переливалась восхитительно яркая радуга!
Увы, краткий миг звенящей тишины и единения с миром был прерван чуть хрипловатым баритоном порядком поднадоевшего графа Эдриеля Эделлара:
Моих здесь воздух полон воздыханий,
нежна холмов суровость вдалеке,
Здесь рождена державшая в руке
и сердце – зрелый плод, и цветик ранний…
Здесь в небо скрылась вмиг, и чем нежданней,
тем все томительней искал в тоске
ее мой взор; песчинок нет в песке,
не смоченных слезой моих рыданий.
Нет здесь в горах ни камня, ни сучка,
ни ветки или зелени по склонам,
В долинах ни травинки, ни цветка,
нет капельки воды у ручейка,
зверей нет диких по лесам зеленым,
не знающих, как скорбь моя горька…
Чтец из него был неважный. Поэтому красивый и образный сонет Франческо Петрарки вызвал у Лэрри лишь чувство раздражения чуть ли не с первых строчек. Однако игнорировать куртуазный комплимент влюбленного юноши, да еще и в присутствии такого количества свидетелей, было бы воспринято двором крайне негативно, и девушка нехотя изобразила намек на улыбку. О-о-о, что тут началось – решив, что первая красавица Дивноморья пребывает в романтическом настроении, все представители сильного пола старше пятнадцати лет бросились в поэтическую битву!
Первые минуты полторы стихи декламировали одновременно. В результате до Лэрри доносились лишь обрывки фраз соревнующихся мужчин да недовольное сопение их спутниц.
Барон Диего Одриер, вдруг позабывший про молодую жену, вдохновенно цитировал Бернса:
Любовь, как роза, роза красная
Цветет в моем саду…
Виконт Огюст Митч, вроде бы все еще скорбящий по недавно скончавшейся супруге, – Пушкина:
Я помню чудное мгновенье:
передо мной явилась ты…
Баронет Жан Ульфгард, еще вчера увивавшийся за младшей дочкой первого министра двора, – Хайяма:
Могу я вместе с вами быть
В своих видениях и снах…
Им вторил даже королевский шут. Правда, в отличие от других чтецов он не воспевал, а язвил:
Когда твое чело избороздят
Глубокими следами сорок зим,
Кто будет помнить царственный наряд,
Гнушаясь жалким рубищем твоим?
И на вопрос: «Где прячутся сейчас
Остатки красоты веселых лет?» —
Что скажешь ты? На дне угасших глаз?
Но злой насмешкой будет твой ответ…
Естественно, интерес вызвал только последний отрывок, поэтому Лэрри вызвала подсказку, отложила в памяти фамилию автора и, прочитав последние строчки, с трудом сглотнула подступивший к горлу комок:
Достойней прозвучали бы слова:
«Вы посмотрите на моих детей.
Моя былая свежесть в них жива,
В них оправданье старости моей».
Пускай с годами стынущая кровь
В наследнике твоем пылает вновь!
Желание продолжать играть сразу куда-то испарилось, и девушка, вызвав меню, активировала выход. Темно-синее небо, серебристая листва могучих лесных великанов и ярко-зеленый ковер травы, покрывающей вершину холма, тут же подернулись легкой рябью и начали стремительно бледнеть. Последним «прощай» выключающейся игры стала вспышка солнечного света, отразившегося от белоснежного рога Снежка, и взгляд очнувшейся Лэрри уперся во внутреннюю поверхность крышки капсулы.
Как бывает обычно, возвращение в себя настоящую ознаменовалось легким головокружением и приступом тошноты – сознание, привыкшее к иной реальности, в меру своих сил пыталось адаптироваться к новым условиям. Дождавшись, пока неприятные ощущения сойдут на нет, девушка нащупала пальцами левой руки панель управления, но испуганно замерла, услышав еле слышный шелест сдвигающейся двери:
– У-у-у, какое старье!!! Слышь, Стеффи, ты бы купила девочке ящик посовременнее, а то этот – ровесник моей прабабушки!
«Билли!» – узнав ненавистный голос, мысленно взвыла Лэрри. А через миг, поняв, что чуть было не предстала перед сержантом Морриганом во всей красе, покрылась холодным потом. Тем временем полицейский продолжал высказывать свое мнение по поводу ее игровой капсулы:
– Слушай, а в этом ящике есть хоть что-нибудь, кроме блока интерактивного обучения?
– Там есть все, что нужно! – твердо ответила тетя и попыталась увести Билли из комнаты Лэрри. – Завтрак стынет. Пошли кушать…
Однако сержант и не думал уходить:
– Сколько уже девочке? Четырнадцать? Пятнадцать?
– Семнадцать с половиной.
– И она все еще играет в этом гробу?! Стеффи, да она ведь уже СОЗРЕЛА! Ей нужны не только знания, но и ощущения! Не жмись, купи ей что-нибудь посовременнее: пусть девочка ловит кайф хотя бы в виртуале!
– Я откладываю деньги на полную коррекцию ее внешности… – напомнила тетя. – Еще каких-то месяцев пять-шесть – и у Кинни появится лицо, фигура и нормальное счастливое будущее! Со всеми, как ты выразился, ощущениями. А если я куплю ей новую капсулу прямо сейчас, то этого самого будущего ей придется ждать лишние полгода-год! Впрочем, если ты настаиваешь, то давай возьмем что-нибудь посовременнее на те деньги, которые я должна будут тебе заплатить в конце месяца! Согласен?
– Если бы львиная доля этих денег шла мне, а не моему начальству, я бы согласился не раздумывая! – после небольшой заминки выдал сержант Морриган. Потом, видимо, повернулся лицом к капсуле, так как его голос стал существенно громче: – Ладно, детка, потерпи еще чуть-чуть! Шесть месяцев – это совсем немного. Они пролетят, словно один день, и ты станешь самой прекрасной девушкой во Вселенной!
«Ого, сколько пафоса! – презрительно поморщилась Лэрри. – Прям не полицейский, а кандидат в президенты…»
Закончив излагать свои мысли, «кандидат в президенты» вдруг вспомнил про стынущий завтрак и, вытолкав Стефани в коридор, собственноручно закрыл двери. По своему обыкновению, не рассчитав силы и саданув створкой по косяку так, что задрожали стены.
