Арт вздохнул, но ничего не сказал.
– Тебя как зовут, лапуля?
– Пчелка. Здравствуйте!
– Здравствуй, здравствуй… Пчелка. Ишь как. А меня – дядя Патрик.
– Очень прия…
– Пап, мы пришли, во-первых, за гитарой. Она на месте? – перебил Арт.
– А ты что думаешь, я пропил ее, что ли? Свою гитару? – вскинулся дядя Патрик.
– А во-вторых, – как ни в чем не бывало продолжал Арт, – у Пчелки есть вот такая штука, не мог бы ты ее починить?
Он показал на мой медальон.
Увидев медальон, дядя Патрик замер.
– Балеринка… – пробормотал он. Смотрел, не отрываясь, не трогая руками. Наконец произнес: – Откуда ты, девочка?
– Пап, только не здесь, – тихо напомнил Арт. – Давай я выброшу твой мусор, идите с Пчелкой домой.
Арт ухватился за ручку тележки и покатил ее к вы ход у.
– Да-да, конечно, – засуетился дядя Парик. – Пойдем, девочка!
Пройдя длинным фиолетовым коридором – видимо, кафе здесь уже заканчивалось, – мы очутились перед дверью, выкрашенной такой же краской, как и стены. За дверью оказалась крошечная комнатка с кроватью и еще какой-то мебелью, но я не заметила. Я увидела другое. На стене висели две гитары. Одну, в чехле, я уже видела сегодня. А вот вторая выглядела совсем иначе: ярко-красная, блестящая, с красиво изогнутым корпусом. От нее тянулся провод к стоящему на полу железному ящику с множеством ручек и кнопок. По виду – самодельному. Я остановилась перед гитарой и даже, наверное, раскрыла рот.
– Что, нравится? – обрадовался дядя Патрик. – А сколько мы на нее копили – у-у-у! Всем миром! Дай-ка штучку твою.
Я сняла медальон и, не глядя, протянула ему. Оторваться от гитары было невозможно: она завораживала. Настоящая красавица! Очень хотелось взять ее в руки, потрогать гладкую поверхность, провести пальцами по струнам, хотя я совсем не умела играть. Но услышать звуки, которые она издает, сейчас было так важно, что я изо всех сил пыталась представить себе – какие они. Даже про медальон забыла. Так и стояла, пока не пришел Арт.
– Как успехи? – раздался его голос.
– Да ты знаешь, интересная сборка. И готов поспорить: внутренности и оболочка сработаны в разное время разными людьми. Не знаю, где и когда сварганили остальное, но чеканка сделана недавно и не на нашем острове. И уж тем более не на материке. Чеканил не мастер, но старательный ученик, школа узнаваемая. Светлоярск, зуб даю. Угадал, девочка?
– Да.
Я нехотя оставила гитару и подошла к столу, на котором отец Арта уже разложил разобранный по винтику механизм из моего медальона. В глазу дядя Патрик придерживал круглое стеклышко, наверное, увеличительное, через которое смотрел на малюсенькие детальки. Еще перед ним стояла блестящая коробочка с инструментами, похожими на те, что были у Сергея, только тоже очень маленькими. Одним из них дядя Патрик развинчивал еле видимые винтик и гайку.
– Ой!
– Да ты не бойся, не бойся! Ныряла ты с ним, что ли?
– Тонула, – честно ответила я.
Отец и сын переглянулись.
– Па-а-нятно, – протянул дядя Патрик. – Воды полно, надо все высушить. Потом снова собрать, и будет работать.
– Ты уверен? – спросил Арт.
– Процентов на восемьдесят. А что, Пчелка, неужто на Светлоярске сохранились еще техно? Чеканка-то неплохо сделана. Кому-то повезло выжить?
– Не совсем, – промямлила я, а потом решилась и рассказала про Сергея.
По ходу рассказа лица обоих слушателей вытягивались, а глаза становились огромными и круглыми.
Отец Арта даже отложил железки – видно было, как он потрясен. А сам Арт сказал:
– Если бы я не знал тебя, решил бы, что ты врешь от начала до конца. Но такие, как ты, не врут. Может, тебя просто обманули? Давно ты познакомилась с этим?..
– С Сергеем – недавно. Но такие, как он, тоже не врут, – с вызовом ответила я.
– Откуда тебе знать! – возразил Арт. – Ты же еще маленькая…
– А ты вот прямо большой и самый умный? – Я начала злиться.
– Я, по крайней мере…
– Подождите, дети, – махнул рукой дядя Патрик. – Не ругайтесь. Это невероятная история, но тем невероятнее было бы ее придумать. Поэтому, зуб даю, это правда. А даже если нет, вам-то к чему из-за этого бодаться?
Мы с Артом посмотрели друг на друга. А ведь его папа прав. Я-то верю Сергею, я-то понимаю, что не смог бы он сам, добровольно, просто так заточить себя в Городе-за-воротами. Значит, на самом деле не может выйти, когда хочет, потому что… не совсем живой, как ужасно это ни звучит. Но Арт ведь его не знает, не видел, не разговаривал с ним. Почему он должен просто верить на слово? А уж ссориться из-за этого точно глупо.
– Ладно, – будто ответил на мои мысли Арт. – Проехали. Тебе помочь собрать?
Он кивнул за детальки.
– Лучше девочке на гитаре сыграй, – хмыкнул дядя Патрик. – Она сама не своя, так смотрела.
Я почувствовала, что «загораются» уши. Арт тоже явно смутился, потому что буркнул слишком резко:
– Я уже играл сегодня.
– Так ты не на той играл, – невозмутимо отозвался дядя Патрик. – Ты вон на красненькой сбацай. Все равно вам делать нечего, и мне веселее работаться будет.
Арт посмотрел на меня с осуждением: как будто это я прошу его играть! Хотя я не против, конечно.
– Ладно, – ничего не выражающим голосом ответил он.
Пошел и снял со стены необыкновенную красную гитару. Настроил и ударил по струнам.
Если музыку можно рассказать, как историю, то таких историй я не слышала никогда. Как будто кто-то, хорошо меня знающий, говорил обо мне самой. Хотелось почему-то плакать. Или ходить, ходить по комнате. Или закрыть глаза – и кружиться. Арт рассказывал, что я смелая, но очень боюсь заблудиться на этом острове и не найти тех, кого ищу. Что я – сильная, но однажды наступит момент, когда мне понадобится чужая помощь. Что я, кажется, не глупая, но моих знаний не хватает для того, чтобы всем помочь, например. А еще – что я смогу стать умелой техноведьмой, но я все равно маленькая, а мир – огромный. И самое важное – мир даже не один! И все это мне передалось через музыку, и радость, и печаль, и еще странное ощущение: как будто песок просачивается у меня между пальцами. Я даже посмотрела на свои ладони – но нет, конечно, ничего подобного.
Я только не могла понять, откуда Арт все это про меня чувствует. Наконец он закончил.
– Ну вот, – довольно протянул дядя Патрик. – Почти готово. – Он повертел в ладони собранный механизм. – Только тут есть одна закавыка…
– Какая? – в один голос спросили мы с Артом.
– А не играет он.
– Не получилось? – расстроилась я.
