Арт промолчал, только скривился.
– Ну-ну, не делай такую мордаху. И ты не кисни. Получилось – все крутится. Просто неживой он. Потому и не поет. Надо спеть за него.
– Спеть? – переспросил Арт.
– Ну, или сыграть. Тогда он запомнит.
– Арт, сыграешь? Пожалуйста! – взмолилась я.
– Да вы что, – усмехнулся Арт. – Спасибо, конечно, за высокую оценку моих способностей, но я не настолько виртуоз, чтобы вот так с ходу запилить Баха.
– А мне кажется, он такой…
Я развела руками, не находя слов. Близкий? Простой? Подходящий?
– Может, ты тогда сама споешь? Если он «такой»?
– Нет, вряд ли, – пробормотала я.
– А что-нибудь попроще его не устроит? – предложил Арт.
– Шут его знает. Такие штуки ведь делались не абы кем. Техно однажды вдохнул в нее жизнь, и только техно может изменить мелодию.
– Пчелка, ты же говорила, что умеешь.
Я подошла посмотреть на механизм, который дядя Патрик все еще держал на ладони. Вертелись крошечные колесики, пластиночки скользили по ним, и в середине было еще что-то, состоящее из нескольких трубочек разного размера. Я долго разглядывала устройство, пытаясь понять, что оно думает обо всем этом.
– Мне кажется… только не смейтесь, ладно? Он не услышит меня. Он… не захочет…
– Если так, кнопка, не стоит и пытаться. Волшебная техника, она капризная. Слушается только того, кто может.
– Жаль, что я не техно, – произнес Арт.
Он сказал это вроде бы без всякого выражения, но до меня вдруг дошло! Как же ему действительно жаль! Как он хотел бы этого!
– Да почему ты так уверен! – не выдержала я. – Ты играешь такую музыку и сочиняешь, ты же…
Арт с интересом смотрел на меня, ожидая продолжения.
– Кнопка, ты разве не слыхала, что «техно» – это уменьшительное от «техноволшебник»? – вздохнул отец Арта.
– Слыхала. Ну и что же?
– А то, что Арт у меня, конечно, молоток и умник и играет очень классно, но играет, как человек. А техноволшебник способен сделать такое, чего человек не может. Вообще. Никогда. Вот, например, за этой дверью…
– Пап, не надо!
– За этой дверью – ванная. Открой и убедись.
Я подошла к двери, которую до сих пор даже не замечала, – она сливалась со стеной. За ней оказался душ, а еще раковина, унитаз и сушилка для полотенец.
– Убедилась? Теперь закрой.
Я послушалась.
– Раньше я мог сделать так…
– Не надо, папа! – закричал Арт.
– Да ладно, сын, я в порядке. Я мог делать так, что за дверью оказывался… балкон городской ратуши, например. Или живой дракон. Не веришь?
– Верю, – тихо ответила я. – Нам про такое рассказывали.
– Да? Ну вот видишь! А теперь я ни черта не могу. И даже если я сто раз скажу: «Дракон! Дракон! Дракон!», ничего страшнее сливного бачка там все равно не окажется. Вот давай попробуем: дрррако-он! Открывай!
Когда я открыла дверь, за ней ничего не изменилось. И я поспешила закрыть ее вновь, чтобы не расстраивать дядю Патрика еще больше.
– Вот! Убедилась? Вон и у Арта дракон не появится! Ни здесь, ни из-под пальцев.
Арт побледнел и отвернулся. Но дядя Патрик, кажется, этого не заметил. Эх, зря он начал про это…
– Ладно, – подал голос Арт. – Раз мы все втроем не можем сделать то, что нужно для медальона, будем делать то, что умеем. Вдруг он и вправду клюнет на другую мелодию. Пчелка, поможешь мне спеть «Длинную ветреную дорогу»? У нас вроде неплохо выходило.
– Хорошо, – улыбнулась я. – Только на красной, ладно?
– На электрогитаре, конечно, – кивнул Арт.
Он заиграл и запел, а я подпевала, как могла. Дядя Патрик слушал и улыбался. Красивая песня все-таки, даже несмотря на то, что я слов не знаю.
Мы спели ее целиком. Но как только Арт повторил последний раз последнюю фразу: «Lead me to your door», дверь ванной с треском распахнулась.
На пороге стояла девочка в сером платье.
– Елка! – выдохнул Арт. – Ты опять у нас вместо дракона!
– Я заместитерь! – радостно заявила девочка.
«Заместитель», поняла я. Елка – заместитель дракона. Значит, она уже слышала и про драконов, и про остальное.
– Иди ко мне, птаха! – Дядя… нет, получается, все же дедушка Патрик протянул руки навстречу девочке, и Елка с радостным визгом кинулась к нему. – Вот кто в нашей семье техно, Пчелка. Техно – и мастер дверей.
Но Арт не разделял папиного благодушного настроения.
– Елка, я сколько раз говорил: не делай так! – сказал он строго. – Заберут тебя искины, прикрутят мыслешунт к голове, никогда не научишься сказки читать!
Елка сделала такое личико, как будто вот-вот заплачет. Мне стало ее жалко.
– Почему? – вспомнилось внезапно. – А я сегодня у них видела мальчика, он читал! Делал какую-то штуку и все время в книжку заглядывал. На физике.
Арт гневно взглянул на меня, и я тут же прикусила язык. Но было поздно.
– Так-так, – протянул дядя Патрик, отпустив Елку. – Опять, значит, ходили искинов чехвостить. Арт, я тебе в этом деле не советчик – сам такой был. Но о матери подумай!
– Я о Елке думаю! Не хочу, чтобы она выросла идиоткой, которую надо подключать к розетке!
Видно было, что Арт с трудом сдерживается, чтобы не кричать.
– Ну, не сгущай. Бывают исключения. Помнишь, я тебе рассказывал про искина, который…
– Научил своего сына читать, потому что он не переносит технику! Да слышали уже! И где этот сын, ты видел его хоть раз?!
– Кто не переносит технику? – спросила я, хотя голос плохо слушался, а сердце подпрыгнуло куда-то к горлу.
Арт моментально замолчал и воззрился на меня. В глазах у него появилось какое-то понимание.
– Кто не переносит технику? – повторила я.
– Да искин к нам ходил танцевать, помнишь, Арт?
– Как раз сегодня вспоминал, – усмехнулся Арт. – И вообще эти разговоры не для Елки. Елка, иди на кухню, тебя там покормят. Иди, я кому сказал!
– Иди, лапуля, я потом с тобой погуляю, – гораздо ласковее обратился к ней дедушка Патрик.
Девочка выпятила нижнюю губу, но послушалась и вышла.
– Искин, помню, жаловался, что парень его не может с шунтом, и с наушниками даже… черепушка болит. Я ему посоветовал читать научиться, вроде как получилось у них… Но это года три назад было. Я еще тогда сам танцевал.
– Если ты тогда еще танцевал, то это не три, а шесть! – мрачно отметил Арт.
