Но Натальи по ее прежнему адресу не было. Квартиру снимали другие люди и ни о какой Наталье не знали.
За телефоном Натальиных родителей пришлось уже лезть в записную книжку. И пока доставала ту из сумочки, листала страницы, чувствовала в себе давление совести: скверны у Натальи дела, раз она съехала со своей квартиры и перебралась обратно к родителям. Маргарита была так уверена, что Наталья живет с родителями, что ей даже не пришло в голову: могут быть и иные варианты.
Наталья с родителями не жила. Наталья вышла замуж и жила у мужа. И было этому событию уже скоро полгода.
Маргарита просидела над телефонной книжкой с записанным новым Натальиным номером, не решаясь набрать его, минут десять. И набрала, только выцедив из чашки последнюю каплю кофе.
Наталья встретила ее звонок, словно последний раз они разговаривали какую-нибудь неделю назад.
– Давай, хочешь – жми ко мне прямо сейчас, – позвала она Маргариту, когда та, будто выдирая себе самолично, без всякого новокаина зубы, призналась ей в своей теперешней жизненной ситуации.
Наталья жила в сталинском доме на Гончарной, бывшей Володарского, квартира оказалась побольше скоробеевской, тоже из пяти комнат, но три из них непроизвольно вызывали ассоциацию если и не с футбольным полем, то с теннисным кортом – по крайней мере, в одной из этих трех комнат шелестел струей, журчал водой, стекающей по горке блестящих, глянцевых камней, фонтан, – не иначе, как Наталья специально включила его к ее приезду.
Здесь, у фонтана, Наталья и посадила Маргариту. Кресла были громадные, как целый диван, напоминали формой лилию и лилового же цвета.
– Очень хорошо успокаивает, – кивнула Наталья на шелестяще-журчащее каменно-водяное устройство. – Десять минут, бывает, посижу, распсихованная была – жуть, но десять минут – и все как с водой ушло.
– Кто он у тебя, мафиози? – со смешком – и почему-то понижая голос – спросила Маргарита.
– Иди на фиг! – без страсти ругнулась на нее Наталья. – Свихнулись все на этой мафии. Он финансовый гений. Спекулянт.
– Кто-кто? – переспросила Маргарита.
Она понимала, что Наталья вкладывает в это слово абсолютно положительный смысл, но для нее «спекулянт» еще звучало синонимом «прохвоста». «Сукиного сына».
Наталья сделала вид, что смысл уточнения, которого просила у нее Маргарита, остался ей не ясен.
– Он играет на бирже, – сказала она. – Ценные бумаги, акции, облигации… ГКО такие. У него фирма по этому делу. Ему всякие, кому деньги пристроить нужно, дают их, и он те пускает в оборот. Покупает, продает. Продает, покупает. Нервное только дело – жуть. Было тут недавно – за день сто двадцать тысяч потерял, я уж его чем только не отпаивала…
– Сто двадцать тысяч чего? – снова уточнила Маргарита.
– Долларов, чего, – пожала плечами Наталья. – Не деревянных же наших.
– Но… – не решаясь спросить прямо и не зная, как сделать так, чтобы не обидеть Наталью, проговорила Маргарита, – но он… намного старше тебя? Или нет, ничего, нормально?
– Нормально, – кивнула Наталья. – Мужчины, которые умеют делать деньги, старыми не бывают.
Маргарита про себя как бы присвистнула с восхищением. Наталья выдавала прямо афоризмы. Не хуже Шопенгауэра. Вроде того, что здоровье – главное счастье.
– А ты что? – спросила она Наталью.
– Что я?
– Ну, он делает деньги, я поняла, а ты что?
Наталья, захмыкав, повела вокруг себя руками:
– А я знаю, как их потратить. Видела такую рекламу? Он знает, как их заработать, она знает, как их потратить. Вот я по этому делу.
– И тебя это не гнетет?
– Что?
– Ну… вот такое твое положение. Получается, вроде как ты на содержании. Вроде того.
– Не гнетет. – Наталья снова хмыкнула. – Отнюдь.
«Отнюдь нет», – хотела заметить ей Маргарита – и удержалась. Это было пустым делом – поправлять Наталью. Та Наталья, что училась с ней вместе на Ленгорах, и Наталья эта – были абсолютно разные люди. По этой ни за что бы нельзя было сказать, что она в свое время, всего лишь какие-то три года назад, закончила филологический факультет. Какой-нибудь кулинарный техникум – самое большее. Наталья словно бы полиняла – как змея. Содрала с себя одну кожу и стала жить в выросшей на ней новой. Ничуть не похожей на ту, прежнюю.
И все же Маргарите хотелось уяснить для себя все до конца. Поставить жирную, отчетливую, внятную точку. Во всем мне хочется дойти до самой сути…
– И что же ты, ты находишь такую жизнь вполне приемлемой для себя? – спросила она. – Полностью тебя устраивает, да?
Теперь Наталья засмеялась:
– Ты даешь! Еще б не устраивала. Ты бы мой «Рено» видела. Свадебный, между прочим, подарок. Это свихнуться можно, что за машина! Я еще, правда, права не получила. Сдать пока не могу. А в каких мы отелях за границей останавливались! Да у меня туфель меньше, чем за четыреста долларов, нет!..
Они сидели на этих лиловых креслах-диванах с сигаретами в руках, Наталья, перечисляя достижения своей жизни, подпрыгнула на пружинящем сиденье, взмахнула рукой с сигаретой, и та, вырвавшись из пальцев, перекувыркнувшись в воздухе, ткнулась Маргарите в грудь. Ткнулась точно зажженным концом и свалилась на пол, а от белой блузки Маргариты тотчас потянуло запахом паленой синтетики. Маргарита скосила на грудь глаза – там красовалась аккуратная дырка в коричневой оплавленной обводке, блузка была испорчена.
– Ой, извини, извини! – Наталья вскочила, подобрала сигарету с пола, сунула в пепельницу, а потом мазнула по Маргаритиной блузке ладонью, словно оплавленное отверстие могло от этого движения исчезнуть. – А почему ты вообще в синтетике ходишь? Культурная женщина, а в синтетике! Хлопок, лен, шелк – натуральное надо все носить, натуральное!
– Извини, – сказала теперь Маргарита, затягиваясь своей сигаретой, – но натуральное нам, бедным девушкам, не по карману.
Наталья мгновение молчала. Потом выхватила у нее сигарету из рук и отправила вслед за своей в пепельницу. Схватила Маргариту за руку и потащила прочь из комнаты с фонтаном.
– Сейчас мы найдем тебе достойную замену. Лучше попорченной будет. Не из нефти этой, из голландского батиста, хочешь?
Маргарита отказывалась, вырывала у Натальи руку, но Наталья притащила ее в спальню, распахнула дверцы у всех шкафов и принялась копаться в вешалках. Вот это померяешь, снимала она с плечиков одну блузку. Вот эту еще, снимала она другую. И вот эту.
Объем ее гардероба вызвал у Маргариты чувство головокружения.
– Ты же только полгода замужем, – сказала она. – И за полгода столько успела?
– Почему за полгода, – отозвалась из шкафа, продолжая рыться в вещах, Наталья. – Он и до того меня одевал. Он же хотел, чтобы я выглядела престижно.
