– Давай-давай, – помахал ей с берега Атлант и полез в воду, – хорош! Иди составь Наташке компанию, а то она засохла тут без тебя!
– Атлантик, ну милый! – умоляюще заприговаривала Маргарита. – Ну, еще пять минуток, ну ты что такой жадный!
– Давай-давай, уступи. – Атлант был неумолим. – А то Арсеньич сейчас выкатит на сушу, я с ним и не пофинтю. Надо показать класс! – Он отнял у нее рукоятку фала и наступил под водой на лыжи, чтобы она выбралась из них. – Посиди с Наташкой, потреплись, что тебе, не о чем с ней потрепаться?
О, напротив, Маргарите было о чем потрепаться с Натальей. Они не виделись хорошенько несколько месяцев. Наталья тоже взяла себе свободный диплом, решив не идти в школу, но в отличие от Маргариты места нормально приткнуться у нее не нашлось, и она в конце концов занялась торговлей – мотаясь в Польшу и привозя оттуда всякое шмотье. Увидеться за минувший год удалось считанное число раз, и все на бегу, даже по телефону не получалось поговорить всласть, а неделю назад Наталья появилась у нее дома и объявила, что завязывает с Польшей, невыносимо больше челночить, не работа, а Сизифов труд, хотя, конечно, и дает деньги. Во всяком случае, учиться в МГУ, чтобы ворочать мешки с барахлом и строить глазки обиралам с таможни, – совсем было не обязательно. Даже наоборот: лучше бы не учиться. «Слушай, я созрела для того, чтобы продаться, – сказала она. – Что там Маркс с Энгельсом писали, мы еще проходили по философии: что брак в буржуазном обществе – это купля-продажа? Вот, я согласна, раз у нас теперь буржуазное общество.» Подходящей кандидатуры, чтобы Наталье продаться, у Маргариты не имелось, но они решили, что ей следует вести светский образ жизни, бывать где только можно, на всех тусовках, где появляются солидные люди, как можно больше общаться, знакомиться, и для начала Маргарита позвала ее поехать с собой кататься на водных лыжах. Кроме Атланта с Семеном Арсеньевичем, ехали еще какие-то двое, так просто, какую-нибудь голь Атлант с Арсеньичем в компанию с собой не брали, а значит, эти двое вполне могли быть людьми, достойными Натальиного внимания. Даже не обязательно в смысле продажи именно им. Тем более что они ехали со своими пассиями. Как, кстати, и Семен Арсеньевич, хотя имел и жену, и детей. Достойны внимания – в смысле знакомства. Главное – обзаводиться солидными знакомствами, расширять их круг, одно знакомство повлечет за собой другое, то третье…
Катер взревел мотором и медленно двинулся, натягивая фал. Атлант сильным, мощным движением выжал себя из воды, катер ускорил ход, и под ногами у Атланта выросли белые пенные крылья, – его понесло.
Наталья от расставленного поодаль на траве раскладного стола помахала Маргарите рукой:
– Эй! Ты другой цветок, не подсолнух, а Атлант твой не солнце, чтоб так за ним головой крутить!
Она изо всей силы демонстрировала полное душевное благополучие и безмятежность. Словно бы все в пикнике было ей в радость и удовольствие, словно бы получала от каждого мгновения неописуемое наслаждение.
На самом же деле – Маргарита видела, знала она подругу – ее так и корежило. Контакта, которого бы ей хотелось, ни с кем из мужчин у Натальи не получилось. Атлант с Семеном Арсеньевичем, естественно, в счет не шли, а те двое были усиленно заняты своими пассиями. Пассии же, в свою очередь, оказались молодыми дурными телками только что после школы, ошалевшими от новой, открывшейся им жизни, балдели и хмелели от нее, пили ее, распахнув пасть до ушей, – с ними даже не о чем было перемолвиться словом. Едва ли бы они поняли смысл Натальиных слов про цветок, сказанных Маргарите, – если б услышали их. Но они и не слышали. Сейчас они со своими молодцами, все вчетвером, пока не настала их очередь на лыжах, набились, несмотря на жару, в одну из машин, опустили там сиденья и сидели дулись в карты. Та, которая приехала с Семеном Арсеньевичем, лежала на траве почти у самой воды, подставив себя солнцу, она-то наверняка слышала Наталью и, надо полагать, все поняла, но не шелохнулась и даже не открыла глаз – как лежала, так и лежала, с замкнутыми, будто на замок, веками. Она была тертая штучка, не то что эти оглашенные, но уже на излете товарного вида, слишком зрелая, еще чуть-чуть – и можно будет добавлять приставку «пере», по ней было видно, что она с Семеном Арсеньевичем не просто так, не удовольствия ради, а в надежде схряпать его, выволочь из семейного гнезда и свить с ним свое, – и потому держала круговую оборону, опасаясь соперничества со всех сторон, высокомерничала – не подступись к ней, и задай вопрос – не отвечала, а буркала что-то нечленораздельное.
Маргарита подошла к Наталье и бросилась на раскладной стул рядом, отвалилась на спинку:
– Знаешь, ноги дрожат, еле иду, а гоняла бы и гоняла. Прямо как наркотик какой-то!
– Я бы, чувствую, кто б мне дал, села бы на какие-нибудь колеса, – сказала Наталья. – Никакой радости жизни! – Она потянулась со своего стула, взяла со столика оставленный Маргаритой недопитым ее пластмассовый стаканчик с соком, дала Маргарите, взяла свой и, приподняв, приглашая присоединиться, отхлебнула. – Я, признаюсь тебе, за этот год поняла амазонок. Женщины – совсем другая цивилизация. Нам нужно жить от мужчин отдельно. Мы среди них, как марсиане. Или венерианцы. А они принуждают нас быть землянами. Нужно нам это?
Маргарита, посмеиваясь, посмотрела на подругу из-под донышка стаканчика с соком.
– Ты марсианка? А я всегда думала, марсиане зелененькие и с большими ушами. Как у зайцев.
– Нет, марсианка ты. А я венерианка, – передразнив Маргариту – тоже посмотрев на нее из-под донышка стакана, – отозвалась Наталья. – Что в любом случае причисляет нас к немужской цивилизации.
– Почему-то амазонки не выжили, – сказала Маргарита. – Не сумели. А раз не сумели, что же нам теперь остается? Жить по законам мужской цивилизации.
– Не хочу, Ритка, не хочу! – шепотом завопила Наталья. – Пошла она, их поганая цивилизация!.. Почему я должна жить по их поганым законам?
– А ты знаешь, по каким законам жили амазонки? – по-прежнему посмеиваясь, спросила Маргарита.
Как оно все произошло там, на воде, занятые своим разговором об амазонках, они не увидели. Они просто не смотрели туда. Да если бы и смотрели, едва ли б смогли что-то понять. До места происшествия было далеко, метров триста. Все потом пришлось восстанавливать из обрывчатых рассказов Атланта с Семеном Арсеньевичем.
Атлант решил посоперничать со своим компаньоном. Он тоже решил поноситься среди яхт, качая их на волне от катера и ловко лавируя между их легкими лакированными скорлупками.
Делать это Атланту не следовало. Не с его мастерством было гнаться за Семеном Арсеньевичем. На очередном вираже его занесло, он еле удержался на ногах, едва не врезался в «летучий голландец», оказавшийся на пути, сумел отвернуть, но из-под лыж выбросило целый фонтан и окатило висевшего над водой за бортом матроса «голландца». Тот от неожиданности инстинктивным движением выпустил линь, переложил парус на другой борт, а следом вынужден был пеореметнуться сам. Яхта рыскнула, рулевой не сумел отвернуть, и ее на полном ходу внесло в другой «голландец», шедший параллельным курсом. От удара рулевого подняло со своего места и швырнуло на сидевшего внизу, спиной к палубе, пассажира.
