В голосе Насти мне вновь слышалось столько незнакомых до сей поры интонаций и мощи, что я уже перестал понимать, а один ли и тот же это человек — моя Настя и дочь Того, имя которого нельзя произносить.
— Если и она ваша часть, — пробурчал я себе под нос, совершенно позабыв про то, что здесь слышат даже мысли, — то у вас шизофрения, ибо только у шизофреников в одном целом могут существовать и бороться промеж себя разные личности.
К моему счастью, никто из присутствующих зримо и незримо моей реплики либо не заметил, либо не придал ей никакого значения, увлечённый взаимным противостоянием больше, чем простым смертных, хотя тот и держал в своих смертных руках судьбу всего сущего, если я верно понял Того… короче, папашу.
— Так ты хоть теперь скажешь мне, зачем всё это затеяла? — страсти, между тем, кипели вокруг нешуточные. — Я признаю свою вину в том, что не смог выслушать тебя тогда, но сейчас-то я весь — внимание! Говори, проси, требуй! Обещаю, что выполню любое твоё разумное желание без этих вот опасных манипуляций со Священным Сосудом.
— А если моё желание не входит в разряд «разумных» в твоём понимании? — парировала Настя. — Лучше не спорь и не препятствуй, а просто дай нам дойти до конца Пути, к подножию твоего небесного трона. Там я и попрошу тебя о некоторой мелочи — незначительной для тебя, но жизненно важной для меня, папа.
Что интересно — слова-то мне были понятны, и я даже уловил нить разговора. Папа вовремя не услышал мольбы любимой дочери о покупке, скажем, нового модного платья, и теперь она вернулась с дробовиком в руках, чтобы заставить любимого родителя её выслушать, но платьем теперь, судя по всему, дело уже не ограничится. Вот только одно ускользало от меня напрочь — причём тут я-то?
— Ты желаешь пронести Сосуд в центр мироздания, подвергая весь наш мир огромному риску? Хорошо, хотя я пока не понимаю, что мешает нам поговорить хотя бы и здесь. Так забери его у этого смертного, и встретимся с тобой в конце Пути. Он-то нам зачем? — то ли прочитав мои мысли, то ли рассуждая логично, вопрошал отец мою жену.
— Это не простой смертный, а мой муж! — огрызнулась Настя.
Надо заметить, в этот момент я испытал гордость за свою супругу, ну и немного за себя самого. Не забыла же ещё!
— Какой, вразуми тебя толстяк Будда, муж? — естественно, я не мог видеть, но физически почувствовал, как папаша всплеснул руками. — Да если б не ты, он и двух шагов по Пути не смог бы сделать! Да он состарится и умрёт раньше, чем тебе приспичит выкрасить волосы в новый цвет!
— Позвольте, — попытался вставить я своё слово, ибо во мне всё кипело и булькало, ведь прямо при мне меня опускали до уровня сожителя.
— Заткнись! — рявкнули сразу оба спорщика.
А вот этого не дождётесь! Обида вскипятила мою кровь, сердце возбудилось от дополнительной дозы адреналина и застучало шибче, разгоняя застоявшуюся кровь, доставляя органам всё больше и больше кислорода. Мышцы ног сжались и разжались, и я побежал, свалив попутно того фантома, что стоял прямо передо мной. Он упал на землю, как тряпичная кукла — с лёгким скрипом распоротой об острые камни ткани.
— Куда это он? — удивился голос.
— Остановись же, глупец! — закричала Настя, что только добавило мне скорости. — Ты же меня совсем не так понял!
Чего уж понятнее. У богов свои разборки, а я, вроде живца, которого в итоге сожрут, но на тройник попадутся.
— И не вздумай ничего желать, — заявили все голоса хором.
Сейчас, только шнурки поглажу!
Глава 16
Желание моё выглядело сравнительно скромным, ведь вся мощь портфеля мне не была до конца понятна, а я вовсе не собирался разрушать вселенную. Однако мне хорошо запомнились слова Петра Ивановича о том, что, раз ступив на Путь, я уже не могу вернуться, сохранив при этом жизнь. И он и Лада советовали мне, несмотря ни на что, идти до конца Пути. А я им почему-то очень верил, невзирая на все сложности с пониманием местной иерархии.
И стоило мне пожелать, как оба близнеца рухнули на землю, как подкошенные, не издав ни звука, и не совершив ни единого движения конечностями. В тот же момент и голос в моей голове затих, поперхнувшись на полуслове, и более не возникал.
Картина окружающего меня сурового мира тем временем сделалась более чёткой и реальной. Запах близкого моря усилился, влажные камни добавляли йодистый аромат выброшенных приливом на берег водорослей. Сырость и холодный ветер навалились сразу со всех сторон.
Путь, тем не менее, отчётливой тропой простирался от моих ног и уходил на восток, если предположить, что я находился в северном полушарии этого мира, а сам он был однотипен моей Земле. Хотя с этих богов станется и плоский мир, лежащий на трёх черепахах. Но низкий диск светила, едва различимый сквозь мутные серые облака, должен был находиться на юге от меня.
Да какая, в конце концов, разница, подумалось мне. Какая разница, в какую сторону ведёт Путь, если возвращаться всё одно нельзя. Главное — идти по нему до самого конца, крепко сжимая в руках свой страховой полис, имеющий вид кожаного портфеля, который исполняет желания, и делает ещё нечто страшное, от чего за ним, а заодно и за мной, все гоняются.
И именно в этот момент земля у меня под ногами содрогнулась так, что я не удержался и с разбегу плюхнулся лицом в мелкий гравий, которым изобиловал Путь в этом месте, разбив губу, потому что прижимаемый к груди портфель помешал мне сгруппироваться. Земля подо мной сотряслась снова, а где-то неподалёку, судя по стуку перекатывающихся по горному склону камней, произошёл обвал.
— Решил пройти по моей земле без моего на то разрешения? — пророкотал хриплый, как у одного известного актёра голос. — Не выйдет.
— Почему? — Произнёс я первое, что пришло в голову, пытаясь восстановить зрение, проморгавшись от пыли, забившей мои глаза. — Тебя моя супруга разве не предупреждала?
— Что за супруга? — Всё так же хрипло, но уже с некоторым интересом и опаской в голосе поинтересовался незнакомец.
Слезы, наконец, смыли пыль и песок с моих глазных яблок, и я смог взглянуть на своего собеседника, от чего мне вновь захотелось закрыть глаза и пожелать портфелю вернуть меня домой. Прямо передо мной, упираясь мощными, как стволы вековых дубов ногами в полотно Пути, возвышался великан ростом не менее трёх метров с бочкообразной грудью, с могучими руками, в одной из которых он сжимал короткое копьё, и мужественным лицом, почти наполовину скрытым длинной густой бородой. Рядом с ним прямо на обочине расселся ещё один представитель местной общественности, обладатель узкого, похожего на лисью морду лица и такой же рыжий
— Не слушай его, о великий Один, — с неприятной усмешкой произнёс рыжий, и в его голосе не прозвучало и тени почтительности к старшему товарищу, — она ему никакая не супруга. Просто, этот глупый смертный в заблуждении своём уверен, что их смешные обряды хоть чего-то значат для богов. Спать с царицей ещё не означает быть царём! — наставительно добавил он, обращаясь уже ко мне.
