Я помнил, что перед стрельбой затвор пистолета надо передёрнуть (по крайней мере, так говорят и делают в кино), но руки у меня были заняты, поэтому я просто громко, чтобы близнецы услышали, закричал в сторону двери:
— Я вооружён! Верните мне жену, или буду стрелять! — и вновь припал к дверному глазку, чтобы увидеть результат, который возымели мои слова.
Двое бандитов переглянулись, вновь без всякого выражения.
— Что он делает? — спросил тот, который стоял слева от двери.
— Собирается в кого-то стрелять из незаряженного пистолета, — бесцветным голосом ответил тот, что стоял справа.
— Если в нас, — также с полным отсутствием эмоциональной составляющей в голосе произнёс первый, — то ему надо открыть дверь, ведь через железо пули не пройдут.
Больше всего меня пугала их полная невозмутимость. Пугала даже больше, чем их способность безошибочно выходить на свою жертву посреди огромного современного мегаполиса, вплоть до квартиры.
— Я уже вызвал полицию, — прокричал я сквозь дверь, продолжая прижимать к груди портфель, пистолет и патроны, совершенно не представляя, что предпринять в данной ситуации. — Вас сейчас арестуют и заставят сказать, куда вы дели мою Настю!
— Куда мы дели Настю? — спросил левый, совершенно игнорировав угрозу скорого появления полиции.
— Мы не знаем, куда дели Настю, — сказал правый, — просто отдай сосуд. Ты можешь разрушить мир, ты не понимаешь.
Однако теперь я уже был близок к истерике и не воспринимал смысла их слов. Я знал лишь одно — моя жена у этих людей, но они не желают мне её возвращать просто так, им нужен какой-то кувшин! Но у нас в доме не было кувшинов! Только чайники и кофеварка.
Где-то в подъезде хлопнула дверь, вселив в меня оптимизм и новые силы.
— А вот и полиция, — закричал я, — сдавайтесь!
— Надо всё же было его ликвидировать, — произнёс левый, — простите, коллега, что не поддержал вашего мнения. Давайте исправим ошибку и заберём сосуд.
— Хочу напомнить, коллега, — ответил на это предложение правый, — что сосуд нельзя получить силой, он должен передать его добровольно.
— Силой нельзя, — подтвердил левый близнец, — но забрать имущество после смерти временного владельца вполне допустимо.
— Ты действительно готов умереть за него? — спросили они хором.
Боже мой, взмолился я, похоже, меня сейчас будут убивать, причём, я совершенно не понимаю, за что! Господи, укажи путь к спасению!
— Не смей желать! — успел я услышать из-за двери совместный вопль обоих близнецов, как в голове у меня с треском разорвалась бомба, коридор поплыл перед глазами, и я, судя по всему, потерял сознание.
Глава 3
Если вам кто-то скажет расхожую фразу: «едва я очнулся, как увидел…», не верьте ему. Когда приходишь в себя после потери сознания, то сначала слышишь, а уже после фокусируется зрение, так как наш слуховой аппарат, являясь верхом эволюции биологической механики, менее подвержен поломкам и реже выходит из строя в результате внешнего воздействия, чем точно настроенная система визуального контроля — то есть глаза.
Когда я начал приходить в себя, то сначала услышал странный обмен мнениями над моим телом. Странный уже потому, что это явно не были близнецы, а больше никого ни внутри, ни рядом с нашей квартирой я не наблюдал. Но говорили обо мне, в этом никакого сомнения не было, что следовало из самого контекста разговора.
— Этот точно не из первородных, — густо пробасил один из присутствовавших, и моего слуха коснулся звук, похожий на перестук подкованных лошадиных копыт по брусчатке мостовой в центре столицы.
— Я бы сказал, что он даже не результат их сексуальных экспериментов со смертными, — поддержал его второй, до противности ворчливый голос.
— Может, кто-то из Старших? — с сомнением произнёс первый, и конь под ним заржал, выбив очередную дробь подковами по камню.
— Аура слишком слабая, — с сомнением проворчал второй. — Только Высший способен так замаскироваться. Но зачем Высшему валяться посреди Пути?
— Да, но у него в руках Сосуд, — с опаской, как мне показалось, сказал первый, который явно был верхом. — Может нам забрать его, пока он не пришёл в себя?
— Если ты самоубийца, — проворчал второй, — то я лучше отойду подальше, мира за три, пока ты будешь взрывать Вселенную. Хотя и это меня вряд ли спасёт. Ты в колледже, как я понимаю, больше в скачках участвовал, чем зубрил материал, а потому и не знаешь, что забрать сосуд можно только, если его владелец отдаст тебе его добровольно! Как, скажи мне, лишённое сознания существо добровольно расстанется со своей ношей?
— Может, всё-таки это Высший? — В голосе первого послышался неподдельный ужас. — Откуда тут взяться смертному с Сосудом?
— Учитывая, кто перед этим прошёл по Пути, — добавил ворчливый. — Я думаю, что лучше бы нам никогда не рождаться, чем вмешиваться в это дело!
— Но доложить-то мы обязаны, — с легко читаемым сомнением произнёс всадник.
— Вот и доложи, — согласился второй, — лично я встревать в дела, в которых явно замешана она, не намерен, ибо жить хочу даже после трёх тысяч прожитых веков. А когда тут ещё и Сосуд объявился, то жить хочется ещё больше, а возможность жизнь потерять очень сильно возрастает для тех, кто встанет на её пути! Её даже Высшие побаиваются, хотя и делают беспристрастные лица, подчёркивая свою независимость.
— Как меня раздражает эта политика, — произнёс тот, который был на коне.
— Это ещё не беда, — проворчал второй, — политика часто убивает! Нам с тобой это надо?
— Конечно, нет!
— А значит, мы ничего и никого не видели! Правильно?
— И тогда она на нас в обиде не будет! — идея остаться в стороне от каких-то только этим парням понятных разборок пришлась первому по душе. Впервые слышал, чтобы двое мужчин так боялись одной женщины, хотя, прежде чем оценивать, надо бы узнать ту женщину, может, и я бы её испугался.
Голоса начали удаляться, и я решился, наконец, открыть глаза и посмотреть им в след. И тут же чуть не поседел: в сторону от дороги, на которой я лежал, продолжая обнимать портфель и пистолет с патронами, уходили в пустыню кентавр и сатир, такие, какими их только можно представить, читая греческие трагедии.
Значит, меня накачали наркотиками: объяснить как-то иначе свои видения я не мог. Поэтому решил лежать и не двигаться, пока не пройдёт действие зелья, дабы не натворить бед своим безумием, которое рвалось из меня во все стороны.
— Это то, о чём я думаю? — Я снова открыл глаза, но, лучше бы, я не видел её! Более соблазнительное существо даже представить себе было трудно.
— Думаю, что это последствия, — прохрипел простуженный мужской голос.
Теперь на до мной склонилась совсем молоденькая девушка, чью чарующую наготу прикрывали лишь очень длинные и пышные локоны зелёных волос, ниспадающих вдоль тела до самых изящных, словно выточенных скульптором из мрамора, лодыжек. Рядом с ней стоял жутко волосатый мужик, с небольшими рожками на лбу и трезубцем в руках.
