– Так это, наверное, больших денег стоит?
– Не так чтобы очень, их достаточно много, но стоит. Восемь тысяч, восемнадцать или двадцать пять – в зависимости от размера. В качестве мусорного ведра только в таком доме, как наш, где рейдеры живут, стоять может. Но это средняя цена. Если вид у «Фляги» удачный, можно и больше получить. А то попадается такой, как трубка – диаметром пять сантиметров и длиной в три метра, – на что приспособить никто не знает. Изменить форму «Фляги» нельзя, если слишком стараться, просто расколется. На горлышке у нее всегда резьба, и крышкой закрывается.
Лена поискала глазами вокруг.
– Ну, что у меня еще под рукой имеется? А! Вон рядом со стаканами стоит железная коробочка. Взял… теперь поднимаешь крышку…
Я открыл и увидел внутри матовый кругляш, размером с шарик, для игры в настольный теннис. Потрогал его и автоматически отдернул палец. Шарик был холодный, как бутылка водки после морозилки.
– Это называется «Льдинка». Используется вместо холодильника. В закрытом деревянном ящике или погребе поддерживает постоянную температуру в районе нуля по Цельсию. Время работы зависит от размера помещения, где он хранится, и количества продуктов, находящихся там. Чем больше, тем, естественно, срок работы меньше. В объеме холодильника хватает месяца на три. Чтобы вернуть в рабочее состояние, требуется положить в холодное место, и он вытягивает из окружающей среды необходимое количество холода. Опять же по цвету определяется. Так что использованные «Льдинки» хранят до зимы и тогда подзаряжают. Если положить в закрытую металлическую коробку, как он до сих пор лежал, – кстати, положи назад, – расхода не происходит. Лежит себе и хранится, пока не понадобится. Стоит около тысячи трехсот единиц – не так дорого, поскольку их достаточно много.
Я положил «Льдинку» обратно в коробку, а Лена продолжила меня просвещать:
– Есть около двухсот разных Вещей разной ценности и направленности, входящих в общедоступный список. Потом почитаешь. В Зоне имеется что-то вроде платного Интернета, оригинально называемого «Тутнет». Стационарные пункты при отделениях эльфийского банка, где можно обмениваться информацией. Вот зря трепаться в нем не будешь – слишком дорогое удовольствие. В списке имеется все что угодно, начиная от «Ткани», которая принимает вид и цвет окружающей среды и маскирует как хамелеон, и кончая разными Вещами, влияющими на человека, например, способствующими увеличению силы, выносливости, быстрому выздоровлению, ну и тому подобное. В общедоступном списке те Вещи, что свободно продаются. А бывают Вещи, которые мы обязаны продавать только эльфам, и такие, с которыми связываться не стоит. Есть, к примеру, «Черная пыль». Это хуже любой наркоты. При употреблении становишься помесью Конана-варвара с берсерком. Не чувствуешь боли, реакция как у компьютера и сила бульдозера. Проблема в том, что после третьего, максимум четвертого раза мозги превращаются в кашу. Официально запрещено и, как водится, находятся такие, что не прочь попробовать. – Лена устроилась поудобнее на стуле, огладив живот. – А бывает, притащат что-нибудь, явно Вещь, вот только неизвестно, на что годная. Можно толкнуть эльфам по дешевке, а можно положить в сарай в надежде, что когда-нибудь выяснится, что это и с чем едят. Тут – как повезет: можно озолотиться, а можно годами ходить и ничего не иметь. Нюх нужен. Я вот девять с лишним лет в рейды ходила, и погибших в нашей группе очень мало было. Всегда прокладываю правильный путь. Я Рафику говорила: «Уймись, подожди меня», – а его все тянет на подвиги.
– Десятый год? – с расстановкой переспрашиваю.
– А что? А, ты об этом… Так я бессрочница. Мне двадцать пять в прошлом месяце стукнуло, на пару лет старше тебя буду. А вот за что и почему, – наставительно сказала она, – спрашивать не принято. – Зона она Зона и есть. Хоть уголовная, хоть инопланетная. Все, что было там, на Земле, – там и осталось. Здесь судят за поступки, а не за прошлые грехи и достижения.
Лена помолчала, будто что-то прикидывая в уме, и сказала:
– Хотя я тебя понимаю – сроки не совпадают. А ты ведь с Дашкой должен был общаться, неужели в голову не стукнуло? Ей-то уже шестнадцатый пошел, а дети сюда не попадают. Эти десять лет присутствия пришельцев на Земле – версия для публики. Сколько они там ошивались, пока не решили засветиться, может, разные ЦРУ с ФСБ знают. А может, и нет. Заводы, которые в Зоне работают, ставили на оборудовании, вывезенном еще из СССР в самый разгар перестройки. Тогда можно было по дешевке скупить все что угодно. А есть старожилы, которые еще раньше поселились. Вот Кулак из таких будет.
– Э-э..?
– Борис. У него прозвище с двойным значением. И за то, что в свои почти пятьдесят любого буйного пришибет, и за то, что натуральный кулак, почти по Ленину. Он у нас очень специфический случай. Тот, которого не бывает. Анекдот про еврея-колхозника знаешь?
– Почему анекдот? Водятся такие в Биробиджане, если все в Израиль не уехали. Раньше точно были.
– Обычно других вспоминают, которые начальники. А вот Борис был токарем очень высокого уровня, к нему инженеры бегали советоваться. Годик проработал на только что открытом заводе, когда каждый специалист был на вес золота, и вдруг пошел выяснять, что у нас вокруг происходит. Три года в рейды ходил, про него в наших специфических кругах до сих пор легенды рассказывают. Мало ведь Вещь нарыть, надо еще и догадаться, что за польза от нее будет, а то какие-то лучше вообще не трогать – может плохо кончится. А про некоторые и в жизть не догадаешься, что это Вещь.
Я домывал посуду, но старался не пропустить ни слова.
– Ну и вот, потом Борис нашел Форт – одно из немногих мест Ушедших, – который прямо на реке стоит и неплохо сохранился. Сотни людей мимо ходили, но ни одному в голову не стукнуло заглянуть, полюбопытствовать…Тут и нужен нюх рейдера. Там много любопытного внутри, только посторонних на пушечный выстрел не подпускают. И тогда Борис снова резко поломал свою жизнь и осел. Привез полячку, настругал пятерых детей и превратился в местного кулака (отсюда и прозвище), считай, в олигарха по здешним понятиям. Как же, собственные мастерские имеются, мельница, маслобойня, колбасный цех, молокозавод, сыродельня, пасеки, поля, теплицы, завод по разведению коней, молочное стадо, семьдесят рабочих лошадей, сорок пар волов, фруктовый сад и магазин… Справедливости ради скажу, половина работы на Зосе была. Она еще та девка – своего не упустит. Чисто домовая: что за порогом ее владений лежит, волнует, только если касается ее семьи и собственности. – При этом Лена одобрительно хмыкнула. – А работнички у них – самый натуральный интернационал. Спиро ты должен был видеть, есть еще семейка орков, два десятка бибизян и под сотню разного меченого народа.
– А подробнее? – спросил я, ставя последнюю помытую тарелку ребром на подставку.
– Бибизяны – это местные аборигены, вроде питекантропов. Приклеилось к ним, по-другому не называют. Завтра полюбуешься. Только близко подходить не стоит, мыться они не любят и изрядно пованивают. Собиратели-охотники. Дальше дубины и обожженного на костре дрына не продвинулись. Тупые до безобразия, но очень сильные, и если поручать простую работу, замечательные работники. Правда, надо постоянно контролировать, чтобы отдыхать не уселись. Как люди появились, часть просекла, что при нас кормежка гораздо лучше, и перебрались поближе к фермерам. Они работают, мы кормим. Только всегда большими семьями ходят – не каждый на работу возьмет, накладно. Так что нередко селятся по соседству и прекрасно заменяют батраков на простых работах. Проводниками еще подрабатывают, если договориться сумеешь и объяснить, куда тебе надо. Это оседлые. А есть и дикие. Как ходили по степи и лесам, так и ходят. Мы их не трогаем, они нас. Хотя при случае так и норовят своровать что-то на поле, но обычно не связываются с людьми. Знают, что могут серьезно по ушам получить. А вот с мечеными сложнее. Дикое поле на всех по-разному действует. Бывает, люди физически изменяются, превращаясь в зверей или уродов. Бывает, просыпаются разные странные способности, вроде умения поджигать взглядом или лечить не хуже эльфов. А бывает, что с психикой что-то происходит: был человек, а стал зверь, мечтающий вцепиться в горло любому без всякой причины. Своих же друзей убьет и глазом не моргнет. Не любят меченых нормальные люди, и очень часто за дело. Вот только большинство-то меченых ни в чем не виноваты и ничего плохого не сделали, а всегда найдутся придурки с претензиями. Так что если кто чувствует за собой что-то такое, обычно не афиширует. Но это когда снаружи не видно, а если у тебя вместо носа свиной пятачок и клыки торчат изо рта – тут не спрячешься. Выживут обязательно, хорошо еще никто до инквизиции не додумался с кострами, мы все-таки просвещенные люди и в Сатану, в отличие от инопланетян, не верим. Эльфов все видели, а вот черта пока нет. А Кулак таких спокойно к себе берет. У него там давно не семья, а клан. Его не волнует – поляк ты, русский или болгарин, урод или красавец, православный или католик. За своего моментально стеной встанут. Нормальных православных священников у нас на всю Зону трое. Есть разные сектанты, но редко буйные. Таких отстреливают. Так что служба по канону только в Городе и у поляков в Новой Варшаве, а остальные и так прекрасно обходятся.
